Дети Ивана Соколова - [53]
И вот однажды, когда я пришел из школы, няня Дуся посмотрела на меня как-то по-особенному:
— Ну, карандаш, а я для тебя что-то припасла! — И тут же тихонько протянула мне конвертик.
Я загорелся. Кто же это обо мне вспомнил? Так и написано — крупно и разборчиво: «Гене Соколову».
Только я взял письмо в руки, как няня Дуся опять сказала:
— А у меня для тебя еще что-то есть.
Она достала еще один конверт, на котором той же рукой было выведено: «Гене Соколову». Смотрю — вслед за ним и третий конверт в няниных руках.
Тут я не стал больше ждать, разорвал конверт и начал читать первое письмо. Все эти письма были от одного человека: писались они в разное время, а пришли вместе. Хотя в каждом письме было написано почти то же самое, я их перечитывал без конца; хранил под подушкой, брал с собой в школу!
Еще бы! Сразу на мое имя пришло пять писем! И все от Шуры! Она долго разыскивала меня, писала подругам, посылала запросы.
В ответ я написал Шуре все, что мне тогда пришло на ум, а главное, сообщил, что наконец встретился с Олей. И тут же, на листке бумаги, для большей убедительности я обвел Олину руку цветными карандашами — каждый пальчик другим цветом.
Я отослал ответ и с той же минуты стал с нетерпением ждать Ольгу-почтальона. Только и думал: «Сегодня не было письма — будет завтра».
Много прошло дней, пока я получил ответ от Шуры. На этот раз это был большой, красивый треугольник.
Шура передавала поклон всему детскому дому. Олю она просила поцеловать пять раз — по поцелую за каждый годик.
Я сразу же написал ей ответ. Только запечатал конверт и произнес про себя: «Лети, мое письмецо, прямо Шуре в лицо, да смотри не оглянись, никому не попадись», как ко мне подбежал Сережа, очень обеспокоенный:
— Распечатывай конверт! — потребовал он. — Напиши ей, чтобы прислала нам батарейки для карманного фонаря.
Я обещал Сереже написать об этом Шуре в следующем письме.
Мы жили приказами и сводками. Репродуктор доносил до нас далекий шум битвы.
Как ликовали все мы, когда узнали, что советские пули уже перелетают границу Германии!
Теперь воспитательницы все чаще расспрашивали нас о том, что мы помним, где и с кем жили до войны.
С каждым днем на адрес детдома стало приходить все больше и больше писем из освобожденных городов. И в каждом письме — голоса разлученных войной.
Из города Бережаны запрашивали об Анатолии Пономарчуке. У нас жил Анатолий Пономарчук, но он, как оказалось, никогда даже не слыхал о Бережанах и хорошо помнил, что жил на станции Касторная.
Только теперь понимаю я, как были терпеливы и настойчивы неутомимая наша Капитолина Ивановна и ее помощники. Сколько пришлось выслушать им бессвязных речей и сбивчивых ответов!
Что могли рассказать о себе малыши, эвакуированные из яслей?
Многие из нас фантазировали и путали. Один мальчуган все просил написать отцу на фронт. «Его там сразу найдут, у него ремешок с дырочкой».
Земфира не помнила, где жила до войны, она потеряла мать, когда бомбили дорогу, и какая-то чужая женщина надела ей на шею крестик, выбитый из серебряной монетки.
Больше всех путал Слава. У него были какие-то неприятности в каком-то детдоме, там его называли «конченым». Одна тетенька дала ему денег на дорогу и сладости, уговорив, чтобы он не возвращался.
А однажды вдруг Слава признался, что его сильно лупила мать, а он разбил глиняный горшок с молоком и, боясь наказания, удрал из дому, на станции сел в первый поезд и уехал куда глаза глядят.
Сережу Бесфамильного никто ни о чем не спрашивал. Кроме него, у нас была и Нина Неизвестная. Она тоже ничего не помнила. Увидев на улице девочку с куклой, подбежала к ней и закричала на всю улицу:
— Я не Неизвестная! Я не Неизвестная! Барышникова моя фамилия, Барышникова! У меня тоже такая кукла была, мне ее папа купил!
Через несколько дней пошли в загс, переменили ей фамилию Неизвестная на Барышникова. И вспомнила Нина, что ее отца звали Александром. Стала она Ниной Александровной.
Вот и я думал, что бы нам такое Сереже показать, чтобы и он сразу все вспомнил…
Мы мечтали, что нас найдут, разыщут. Только бы кончилась война!
И вот настал день, которого мы все так ждали.
«Широка страна моя родная», — пропели без слов звонкие позывные, и опять зазвучал такой знакомый, торжественный голос. Мы знали, что наши в Берлине! Все так и ждали самого «важного сообщения», но когда накануне легли спать, еще шла война, а проснулись — настало мирное время.
Войне конец!
Мы сбивали друг друга с ног, носились из корпуса в корпус, обнимались. Хотелось обежать весь город.
Няня Дуся в этот день вдела в уши большие позолоченные серьги.
Кружилась голова от запаха цветущих яблонь и груш, от радости возбужденных голосов и криков «ура».
Над детдомом вывесили красный флаг.
Мы кувыркались на молодой, пушистой траве.
А потом собрались все вместе во дворе у ступенек конторы.
Капитолина Ивановна как-то необыкновенно произнесла:
— Товарищи дети! Великая Отечественная война завершилась нашей полной победой!
Капитолина Ивановна прочитала последние слова приказа о великой победе:
— «Вечная слава героям, павшим в боях с врагом и отдавшим свою жизнь за свободу и счастье нашего народа».
Книга эта — не художественное произведение, и авторы ее не литераторы. Они — рядовые сталинградские жители: строители тракторов, металлурги, железнодорожники и водники, домохозяйки, партийные и советские работники, люди различных возрастов и профессий. Они рассказывают о том, как горожане помогали армии, как жили, трудились, как боролись с врагом все сталинградцы — мужчины и женщины, старики и дети во время исторической обороны города. Рассказы их — простые и правдивые — восстанавливают многие детали героической обороны Сталинграда.
Его арестовали, судили и за участие в военной организации большевиков приговорили к восьми годам каторжных работ в Сибири. На юге России у него осталась любимая и любящая жена. В Нерчинске другая женщина заняла ее место… Рассказ впервые был опубликован в № 3 журнала «Сибирские огни» за 1922 г.
Маленький человечек Абрам Дроль продает мышеловки, яды для крыс и насекомых. И в жару и в холод он стоит возле перил каменной лестницы, по которой люди спешат по своим делам, и выкрикивает скрипучим, простуженным голосом одну и ту же фразу… Один из ранних рассказов Владимира Владко. Напечатан в газете "Харьковский пролетарий" в 1926 году.
Прозаика Вадима Чернова хорошо знают на Ставрополье, где вышло уже несколько его книг. В новый его сборник включены две повести, в которых автор правдиво рассказал о моряках-краболовах.
Известный роман выдающегося советского писателя Героя Социалистического Труда Леонида Максимовича Леонова «Скутаревский» проникнут драматизмом классовых столкновений, происходивших в нашей стране в конце 20-х — начале 30-х годов. Основа сюжета — идейное размежевание в среде старых ученых. Главный герой романа — профессор Скутаревский, энтузиаст науки, — ценой нелегких испытаний и личных потерь с честью выходит из сложного социально-психологического конфликта.
Герой повести Алмаз Шагидуллин приезжает из деревни на гигантскую стройку Каваз. О верности делу, которому отдают все силы Шагидуллин и его товарищи, о вхождении молодого человека в самостоятельную жизнь — вот о чем повествует в своем новом произведении красноярский поэт и прозаик Роман Солнцев.
Владимир Поляков — известный автор сатирических комедий, комедийных фильмов и пьес для театров, автор многих спектаклей Театра миниатюр под руководством Аркадия Райкина. Им написано множество юмористических и сатирических рассказов и фельетонов, вышедших в его книгах «День открытых сердец», «Я иду на свидание», «Семь этажей без лифта» и др. Для его рассказов характерно сочетание юмора, сатиры и лирики.Новая книга «Моя сто девяностая школа» не совсем обычна для Полякова: в ней лирико-юмористические рассказы переплетаются с воспоминаниями детства, героями рассказов являются его товарищи по школьной скамье, а местом действия — сто девяностая школа, ныне сорок седьмая школа Ленинграда.Книга изобилует веселыми ситуациями, достоверными приметами быстротекущего, изменчивого времени.