В это время к детдому подъехала грузовая машина. Опережая друг друга, мы побежали к ней. Мы всегда с интересом встречали «новеньких». В пути их застал ливень. Они промокли до нитки. Дождь перестал, а с них все еще текла вода. Все равно их всех переоденут, вычешут, подкрасят зеленкой. А самых изнуренных и больных Светлана Викторовна отправит в больницу.
Няни помогали сойти с машины маленьким пассажирам, а они с тревогой озирались по сторонам, кто недоверчиво, а кто с любопытством.
Я, по обыкновению, разглядывал девочек и заметил среди них одну черную-пречерную, глаза как угли.
— К нам цыганка приехала! — закричали ребята.
А это кто рядом с ней, совсем маленькая, в заплатанном мужском пиджаке? Какое у нее бледное лицо! Из-под платочка выбиваются белые волосы. Она как-то нетвердо стоит на ногах. Должно быть, ее так сильно оглушил гром.
Вдруг она громко заплакала. Я встрепенулся. Слишком знаком мне был этот плач. Не может быть!
Какие-то звуки вырвались из моего горла.
Все во дворе смотрели на меня и на эту девочку.
Я схватил Капитолину Ивановну за руку:
— Это она!
Капитолина Ивановна спросила ее:
— Девочка, как тебя звать?
— Оля, — ответила она сквозь слезы.
Нет, это мне послышалось! Капитолина Ивановна крепко держала меня за руку.
— Оля, а у тебя был брат?
Девочка не успела ответить, как я бросился к ней, увлекая за собой Капитолину Ивановну.
Оля перестала плакать и, замигав ресницами, спросила:
— Где мама?
Капитолина Ивановна тут же сняла с Оли пиджак. Мокрая майка, продранная на плечиках, прилипла к ее худенькому тельцу.
Капитолина Ивановна завернула Олю в свой белый вязаный платок, подхватила и понесла к себе. Но тут же обернулась ко мне:
— Ты, Гена, не скучай, ведь дольше не виделись! Няня Дуся подтолкнула меня:
— Ну что стоишь! Видишь, как все рады: сестра твоя на молнии прилетела!
Я побрел тогда к белому домику, в котором помещался изолятор, и там примостился на ступеньках. Долго не мог прийти в себя.
В открытом окне ветер шевелил марлевые занавески. До меня доносился голос нашего врача, Светланы Викторовны. Она осматривала новеньких.
Олю принесли последней. Я ловил каждое слово.
— Придется остричь тебя. Ты не бойся, это машинка. Будешь как мальчишка — стрижкой-брижкой!
Сестра моя только всхлипывала.
Мне не терпелось взглянуть на Олю. Я подставил кирпич, дотянулся до подоконника и увидел Олю. Без волос она стала еще меньше.
Оля тряхнула головой, а потом провела рукой по лбу, и лицо ее сразу омрачилось, она наморщила нос и заплакала. Светлана Викторовна не знала, как ее утешить. Она сунула ей в руку деревянную трубочку, которой выслушивала больных, а сама принялась собирать с пола Олины волосы.
Оля кинула трубку.
Светлана Викторовна подняла ее и достала из кармана книжечку. Я уже знал, что это за книжечка.
— Посмотри на себя, — сказала Светлана Викторовна.
Увидев себя в зеркальце, Оля сразу притихла.
— Оглянуться не успеем, как вырастут у тебя косы, вокруг головы их будем укладывать. — Сказав это, Светлана Викторовна поправила свои темные косы. Оля рядом с ней была такой некрасивой!
У бани я снова ждал Олю. Там ее приодели во все новое.
— В самый раз, в самый раз, — повторяла тетя Феня.
Тетя Феня, няня из корпуса, где будет жить Оля, не могла наглядеться на Олю, гладила ее по стриженой голове и даже хвасталась, что с ней девочка не плачет. Оля смотрела теперь на всех безучастными и сонными глазами.
Дома у нас говорили: «С гуся вода, с Оли худоба!» И сейчас про себя я повторил эти слова.
Ой, какая это была худоба!
Тетя Феня снова закутала Олю в платок Капитолины Ивановны и отнесла в корпус к малышам.
Я шел рядом. Так не хотелось расставаться с Олей! Должно быть, боялся, как бы снова не потерять ее.
Хотел искать ее по всему белу свету, а встретились мы так просто.
Утром чуть свет я снова был у корпуса малышей.
Глава двадцать вторая
ОЛЯ УЛЫБНУЛАСЬ…
Не только мне, но и взрослым интересно было знать, что же произошло с Олей после того, как я ее потерял. До сих пор не могу понять, как все это произошло. То ли действительно ее схватила какая-то женщина, бежавшая к Волге, то ли засыпало землей и бойцы вытащили и спасли. Сестра помнила, что она видела большущего слона и другие дети его тоже видели.
— Ты не видел? — спросила меня Оля. И пожалела меня, когда я сказал, что не видел.
Однажды она задумалась и сказала:
— А я была совсем синяя.
В другой раз вспомнила, что какая-то тетенька дала ей кусок сахару.
Оля часто забивалась в угол и молча сидела одна, опустив глаза в землю.
Раньше она была веселой и папа называл ее «пустосмешкой». Она любила забираться к папе на плечи. Смотрит оттуда сверху вниз, заливаясь громким смехом.
А теперь будто кто подменил Олю.
Даже Ваня Петров, как ни старался, не мог ее рассмешить.
Светлана Викторовна раздобыла для Вани самые разные игрушки и палочки разноцветные. Целыми часами он сгибал, разгибал пальцы. Мы во дворе играем, а Ваня Петров — у врача. Мы его спрашиваем:
— Ну, а сегодня как тебя Светлана лечила?
А он отвечает:
— Волчок вертел.
На наших глазах Ванина рука преображалась.
— Из меня Светлана боксера сделает. Буду зимой в снежки играть, — хвастался Ваня.
