Дети и тексты. Очерки преподавания литературы и русского языка - [107]

И, конечно, нельзя не посмотреть на Днепр с Владимирской горки и не прочитать: «Как многоярусные соты, дымился, и шумел, и жил Город. Прекрасный в морозе и тумане на горах, над Днепром. <…> Сады красовались на прекрасных горах, нависших над Днепром, и, уступами поднимаясь, расширяясь, порою пестря миллионами солнечных пятен, порою в нежных сумерках, царствовал вечный Царский сад. <…> Играл светом и переливался, светился, и танцевал, и мерцал Город по ночам до самого утра…»

Севастополь

Очень литературной может стать поездка в Севастополь.

Во-первых, Крым вообще с конца XVIII в., когда полуостров был присоединен к России, становится важной темой для многих русских поэтов, начиная с С. Боброва, который служил в походной канцелярии адмирала Мордвинова, вместе с ним объехал Крым и написал поэму «Таврида, или Мой летний день в Таврическом Херсонесе» (1798):

Художник, – рудослов, – певец,

Мудрец, списатель, – фармацевтик, —

Друид, – пустынник и любовник, —

Пастух, – философ, – самодержец, —

Несчастный и счастливый смертный, —

Все здесь найдут изящну область[354].

Стихи К. Батюшкова и А. Пушкина о «брегах Тавриды»[355], «земли полуденной»[356] «волшебных краях»[357], воспринимаемых как земной рай, стоит читать вне зависимости от того, где именно и о каких конкретных местах они написаны.

Во-вторых, серьезный отклик в литературе вызвала Крымская война и в особенности героическая оборона Севастополя в 1854–1855 гг. Как остро переживали эти события русские поэты, можно понять, прочитав стихотворение Ф. Тютчева «Вот от моря и до моря…», заканчивающееся словами: «Уж не кровь ли ворон чует // Севастопольских вестей?» (написано 13 августа 1855 г., за две недели до сдачи Севастополя), или отрывки из некрасовской «Тишины»: «Свершилось! Рухнула твердыня, // Войска ушли… кругом пустыня, // Могилы…»[358].

Но, конечно, в центре литературных разговоров о Крымской войне окажется Лев Николаевич Толстой, проведший полтора месяца на Четвертом бастионе – самом гибельном месте в Севастополе (бомбардировки там продолжались сутками напролет) – и удостоенный ордена Святой Анны четвертой степени с надписью «За храбрость». Прямо на Историческом бульваре, около памятника на месте расположения Четвертого бастиона, можно прочитать отрывки из рассказа «Севастополь в декабре», который именно здесь и был закончен: «Вообще же существуют два совершенно различные мнения про этот страшный бастион: тех, которые никогда на нем не были и которые убеждены, что четвертый бастион есть верная могила для каждого, кто пойдет на него, и тех, которые живут на нем, как белобрысенький мичман, и которые, говоря про четвертый бастион, скажут вам, сухо или грязно там, тепло или холодно в землянке и т. д.»[359]. Продолжим прогулку с книгой в руках: «Пройдя еще шагов триста, вы снова выходите на батарею – на площадку, изрытую ямами и обставленную турами, насыпанными землей, орудиями на платформах и земляными валами. Офицер <…> так спокойно свертывает папироску из желтой бумаги, сидя на орудии, так спокойно прохаживается от одной амбразуры к другой, так спокойно, без малейшей аффектации, говорит с вами, что, несмотря на пули, которые чаще, чем прежде, жужжат над вами, вы сами становитесь хладнокровны и слушаете рассказы офицера»[360].

Гуляя по центру города, вспомним, что Матросский бульвар (бывший Малый, или Мичманский) описан в рассказе «Севастополь в мае»: «В осажденном городе Севастополе, на бульваре, около павильона играла полковая музыка, и толпы военного народа и женщин празднично двигались по дорожкам»[361]. И мемориальная доска на здании, сообщающая, что здесь был перевязочный пункт, тоже побуждает перечитать фрагменты из этого рассказа: «Носильщики беспрестанно вносили раненых, складывали их один подле другого на пол, на котором уже было так тесно, что несчастные толкались и мокли в крови друг друга, и шли за новыми. <…> Говор разнообразных стонов, вздохов, хрипений, прерываемый иногда пронзительным криком, носился по всей комнате»[362].

Придя на Графскую пристань, постараемся представить себе понтонный мост и последних защитников города, уходящих на Северную сторону: «Люди чувствовали себя беззащитными, как только оставили те места, на которых привыкли драться, и тревожно толпились во мраке у входа моста, который качал сильный ветер. <…> Выходя на ту сторону моста, почти каждый солдат снимал шапку и крестился. <…> Почти каждый солдат, взглянув с Северной стороны на оставленный Севастополь, с невыразимой горечью в сердце вздыхал и грозился врагам»[363].

Мы отправимся на Северную сторону от Графской пристани на катере, дойдем до Братского кладбища, где покоятся около 40 000 защитников Севастополя. Здесь уместно прозвучит стихотворение А. Фета «Севастопольское братское кладбище»:

Какой тут дышит мир! Какая славы тризна

Средь кипарисов, мирт и каменных гробов!..[364]

Недалеко от главной аллеи могильная плита с высеченными на ней нотами. Здесь похоронен Эраст Абаза, автор музыки известного романса на стихи И. Тургенева «Утро туманное, утро седое…». Он был офицером лейб-гвардии гусарского полка, расквартированного в Царском Селе. Когда началась Крымская война, перешел в пехотный армейский полк для того, чтобы попасть на фронт. Был назначен командиром батальона, находившегося в Севастополе, и 6 июня 1855 г. в сражении у Корабельной бухты погиб.