Дети и тексты. Очерки преподавания литературы и русского языка - [107]
И, конечно, нельзя не посмотреть на Днепр с Владимирской горки и не прочитать: «Как многоярусные соты, дымился, и шумел, и жил Город. Прекрасный в морозе и тумане на горах, над Днепром. <…> Сады красовались на прекрасных горах, нависших над Днепром, и, уступами поднимаясь, расширяясь, порою пестря миллионами солнечных пятен, порою в нежных сумерках, царствовал вечный Царский сад. <…> Играл светом и переливался, светился, и танцевал, и мерцал Город по ночам до самого утра…»
Севастополь
Очень литературной может стать поездка в Севастополь.
Во-первых, Крым вообще с конца XVIII в., когда полуостров был присоединен к России, становится важной темой для многих русских поэтов, начиная с С. Боброва, который служил в походной канцелярии адмирала Мордвинова, вместе с ним объехал Крым и написал поэму «Таврида, или Мой летний день в Таврическом Херсонесе» (1798):
Стихи К. Батюшкова и А. Пушкина о «брегах Тавриды»[355], «земли полуденной»[356] «волшебных краях»[357], воспринимаемых как земной рай, стоит читать вне зависимости от того, где именно и о каких конкретных местах они написаны.
Во-вторых, серьезный отклик в литературе вызвала Крымская война и в особенности героическая оборона Севастополя в 1854–1855 гг. Как остро переживали эти события русские поэты, можно понять, прочитав стихотворение Ф. Тютчева «Вот от моря и до моря…», заканчивающееся словами: «Уж не кровь ли ворон чует // Севастопольских вестей?» (написано 13 августа 1855 г., за две недели до сдачи Севастополя), или отрывки из некрасовской «Тишины»: «Свершилось! Рухнула твердыня, // Войска ушли… кругом пустыня, // Могилы…»[358].
Но, конечно, в центре литературных разговоров о Крымской войне окажется Лев Николаевич Толстой, проведший полтора месяца на Четвертом бастионе – самом гибельном месте в Севастополе (бомбардировки там продолжались сутками напролет) – и удостоенный ордена Святой Анны четвертой степени с надписью «За храбрость». Прямо на Историческом бульваре, около памятника на месте расположения Четвертого бастиона, можно прочитать отрывки из рассказа «Севастополь в декабре», который именно здесь и был закончен: «Вообще же существуют два совершенно различные мнения про этот страшный бастион: тех, которые никогда на нем не были и которые убеждены, что четвертый бастион есть верная могила для каждого, кто пойдет на него, и тех, которые живут на нем, как белобрысенький мичман, и которые, говоря про четвертый бастион, скажут вам, сухо или грязно там, тепло или холодно в землянке и т. д.»[359]. Продолжим прогулку с книгой в руках: «Пройдя еще шагов триста, вы снова выходите на батарею – на площадку, изрытую ямами и обставленную турами, насыпанными землей, орудиями на платформах и земляными валами. Офицер <…> так спокойно свертывает папироску из желтой бумаги, сидя на орудии, так спокойно прохаживается от одной амбразуры к другой, так спокойно, без малейшей аффектации, говорит с вами, что, несмотря на пули, которые чаще, чем прежде, жужжат над вами, вы сами становитесь хладнокровны и слушаете рассказы офицера»[360].
Гуляя по центру города, вспомним, что Матросский бульвар (бывший Малый, или Мичманский) описан в рассказе «Севастополь в мае»: «В осажденном городе Севастополе, на бульваре, около павильона играла полковая музыка, и толпы военного народа и женщин празднично двигались по дорожкам»[361]. И мемориальная доска на здании, сообщающая, что здесь был перевязочный пункт, тоже побуждает перечитать фрагменты из этого рассказа: «Носильщики беспрестанно вносили раненых, складывали их один подле другого на пол, на котором уже было так тесно, что несчастные толкались и мокли в крови друг друга, и шли за новыми. <…> Говор разнообразных стонов, вздохов, хрипений, прерываемый иногда пронзительным криком, носился по всей комнате»[362].
Придя на Графскую пристань, постараемся представить себе понтонный мост и последних защитников города, уходящих на Северную сторону: «Люди чувствовали себя беззащитными, как только оставили те места, на которых привыкли драться, и тревожно толпились во мраке у входа моста, который качал сильный ветер. <…> Выходя на ту сторону моста, почти каждый солдат снимал шапку и крестился. <…> Почти каждый солдат, взглянув с Северной стороны на оставленный Севастополь, с невыразимой горечью в сердце вздыхал и грозился врагам»[363].
Мы отправимся на Северную сторону от Графской пристани на катере, дойдем до Братского кладбища, где покоятся около 40 000 защитников Севастополя. Здесь уместно прозвучит стихотворение А. Фета «Севастопольское братское кладбище»:
Недалеко от главной аллеи могильная плита с высеченными на ней нотами. Здесь похоронен Эраст Абаза, автор музыки известного романса на стихи И. Тургенева «Утро туманное, утро седое…». Он был офицером лейб-гвардии гусарского полка, расквартированного в Царском Селе. Когда началась Крымская война, перешел в пехотный армейский полк для того, чтобы попасть на фронт. Был назначен командиром батальона, находившегося в Севастополе, и 6 июня 1855 г. в сражении у Корабельной бухты погиб.

Книга Дж. Гарта «Толкин и Великая война» вдохновлена давней любовью автора к произведениям Дж. Р. Р. Толкина в сочетании с интересом к Первой мировой войне. Показывая становление Толкина как писателя и мифотворца, Гарт воспроизводит события исторической битвы на Сомме: кровопролитные сражения и жестокую повседневность войны, жертвой которой стало поколение Толкина и его ближайшие друзья – вдохновенные талантливые интеллектуалы, мечтавшие изменить мир. Автор использовал материалы из неизданных личных архивов, а также послужной список Толкина и другие уникальные документы военного времени.

Книга рассказывает о жизни и сочинениях великого французского драматурга ХVП века Жана Расина. В ходе повествования с помощью подлинных документов эпохи воссоздаются богословские диспуты, дворцовые интриги, литературные битвы, домашние заботы. Действующими лицами этого рассказа становятся Людовик XIV и его вельможи, поэты и актрисы, философы и королевские фаворитки, монахини и отравительницы современники, предшественники и потомки. Все они помогают разгадывать тайну расиновской судьбы и расиновского театра и тем самым добавляют пищи для размышлений об одной из центральных проблем в культуре: взаимоотношениях религии, морали и искусства. Автор книги переводчик и публицист Юлия Александровна Гинзбург (1941 2010), известная читателю по переводам «Калигулы» Камю и «Мыслей» Паскаля, «Принцессы Клевской» г-жи де Лафайет и «Дамы с камелиями» А.

На протяжении всей своей истории люди не только создавали книги, но и уничтожали их. Полная история уничтожения письменных знаний от Античности до наших дней – в глубоком исследовании британского литературоведа и библиотекаря Ричарда Овендена.

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.

Настоящее пособие помогает формированию и совершенствованию у студентов умений и навыков произношения, словоупотребления, использования грамматических форм, правописания и постановки знаков препинания. Предназначено как для практических аудиторных занятий, так и для самостоятельной работы.Для студентов, изучающих курсы «Русский язык и культура речи», «Культура речи», «Стилистика русского языка и культура речи», «Стилистика и литературное редактирование» и др. Данное пособие может быть использовано также выпускниками средних школ и абитуриентами при подготовке к Единому государственному экзамену по русскому языку.

Данная монография посвящена ранее не описанному в языкознании полностью пласту языка – партикулам. В первом параграфе книги («Некоторые вводные соображения») подчеркивается принципиальное отличие партикул от того, что принято называть частицами. Автор выявляет причины отталкивания традиционной лингвистики от этого языкового пласта. Демонстрируется роль партикул при формировании индоевропейских парадигм. Показано также, что на более ранних этапах существования у славянских языков совпадений значительно больше.