Дети Хроноса - [6]

– Что ты хочешь этим сказать?

Ван-Ин зажег сигарету и наслаждался ударной дозой никотина. Ханнелоре приподняла платье, взяла его руку и положила ее себе на живот.

Когда она сидела, округлый живот был более заметен.

– Я еще не скоро увижу, как комиссар Ван-Ин меняет ребенку подгузники, – улыбнулась она. – Думаю, ты благодарить меня будешь, когда я вас с Фидо буду отправлять на прогулку.

Глядя на ее гладкий живот, он представил себе обкаканную детскую попку и его страсть поубавилась.

– С этого дня, Питер, мы можем вести обратный отсчет. Сегодня утром я в первый раз почувствовала шевеление ребенка.

Ван-Ин плотно прижал свою руку к ее животу, но ничего не почувствовал.

– Я вот думаю, а не вредны ли для тебя все эти эмоции, – озаботился он неожиданно серьезно.

Грозные тучи окрасили траву в темно-зеленый цвет. Сумерки медленно одерживали победу над угасающим солнцем. Ханнелоре сделала глоток овощного сока.

– Мы живем не в Средневековье, Питер. Ребенок же не родится чудовищем из-за того, что я сегодня видела череп.

– В твоем положении я бы над этим не смеялся. Моя мама всегда говорила…

– Чушь. Ты же не веришь в эти бабушкины сказки?

«Почему мужчины ведут себя так инфантильно, когда их жена беременна?» – спрашивала себя Ханнелоре. В конце концов, она просто делала свою работу.

Ван-Ин жадно посмотрел на две оставшиеся сигареты, которые, словно мелки, контрастировали с деревянной столешницей. Он взял одну и мигом ее зажег.

– Раньше все было проще, – вздохнул Ван-Ин. Он глубоко затянулся и сделал глоток вина.

– Ты же не переживаешь из-за того, что через несколько месяцев тебе придется менять ребенку подгузник?

– Я бы хотел, чтобы мы сидели на необитаемом острове, – вместо ответа, произнес Ван-Ин мечтательно. – Никаких хлопот. Потягивать вкусные коктейли, жарить рыбу и остальную часть дня валяться на пляже.

– Питер, множественное число от «подгузника» – «подгузники». Это Ветте-Виспорт[3], а не необитаемый остров, вино закончилось и сейчас начнется дождь.

Над багровой черепичной крышей сгущались грозовые тучи.

– Знаешь, как мы поступим, – сказала она с загадочной улыбкой. – Если ты за месяц раскроешь дело о скелетах, поездка в Португалию за мой счет.

– Шутишь?

– Ты мне не веришь?

– Верю. А ты проверяла состояние нашего банковского счета?

– На моем сберегательном счете всегда есть кое-что на черный день.

– Эти деньги нам нужны для малыша, – протестовал Ван-Ин. – Кстати, это еще вопрос, назначат ли на это дело меня.

– Я об этом позабочусь, Питер.

– Ни в коем случае.

– Есть дело или нет дела, я хочу в Португалию. Скоро у нас уже больше не будет такой возможности, – заявила она решительно.

– Любимая, ты же знаешь, что беременным женщинам летать на самолете не советуют.

– Да?

Ханнелоре встала и медленно сняла платье. Она выглядела как модель Боттичелли: чувственная, плодовитая, необычайно женственная. Нет ничего прекраснее, чем будущая мать.

– То есть летать нельзя. Но, может быть, господин хочет приземлиться на родной аэродром?

– Ханне… – простонал Ван-Ин.

– Я надеюсь, у господина голова не болит?

Он решительно затоптал наполовину выкуренную сигарету и нырнул к Ханне в траву. Высоко над их головами сталкивались холодные и теплые воздушные фронты. Первый удар грома прокатился по городу, как подпрыгнувший шар от боулинга. Ван-Ин парил на шептавшей ему разные приятные слова «воздушной подушке». Он едва чувствовал тяжелые капли дождя, которые падали ему на спину.

Глава 2

Ван-Ин наполнил коридоры полицейского участка резким запахом мускуса. На нем были обесцвеченные джинсы и бежевая хлопковая рубашка. Его старые свитера Ханнелоре отправила в корзину для тряпья и была при этом неумолима. Эти камуфлирующие свитера теперь окончательно остались в прошлом. Теперь и живот больше не надо было втягивать. «Жизнь порой может быть очень милостивой», – подумал Ван-Ин. Когда он зашел в кабинет 204, Версавел свистел как человек, у которого в жизни все отлично складывается.

– Доброе утро, брат, – усмехнулся он.

Ван-Ин проигнорировал это сексистское замечание и с радостью зажег первую сигарету.

– Жизнь действительно начинается после сорока, Гвидо. Ты все это время был прав. Сейчас мне действительно этого хочется.

– Сейчас? – спросил Версавел двусмысленно.

– Нет, не «сейчас» и, конечно, не с тобой. Лучше скажи мне, есть ли уже новости о нашем скелете.

Версавел глубоко вздохнул. Скелеты наводили его на мысли о кучах личинок, которые кишмя кишели в пустых глазницах.

– Ты имеешь в виду нашего Джона Доу?

Он предпочел американский эвфемизм. Там труп называют stiff[4]. Того, кто умирает до прибытия в больницу, – dead-on-arrival[5], а неопознанный stiff именуется Джон или Джейн Доу[6].

– Гвидо, ты же знаешь, что у меня аллергия к этой трансатлантической ерунде. Давай будем называть скелет Гербертом. Немного оригинальности не помешает, ты так не считаешь?

Версавел скрестил руки, как сейчем[7], который гордо принимает безропотное повиновение своего племени.

– Ваше желание – для меня приказ, комиссар.

Ван-Ин демонстративно выпустил облако табачного дыма в сторону его подчиненного.

– Ну все, Версавел, хватит.