Дети Горного Клана - [16]

И замер, не в силах пошевелиться.

В телеге лежала, застыв навеки, его мама.

Точнее, то, во что она превратилась: вся она, включая даже одежду, стала белой, как лёд, настолько белой, что отдавала синевой, а в некоторых местах, в особенности на коже лица и рук, можно было заметить тонкие белёсые паутинки, словно застывшие снежинки, что случайно попали в ледяной янтарь. Мама застыла с вытянутыми вперёд руками, как будто пыталась защититься, а полный ужаса взгляд и чуть приоткрытый рот говорили о том, что она намеревалась закричать, прежде чем превратиться в немую статую.

Маг, словно в насмешку, уничтожив отца огнём, решил лишить мать жизни магией льда, заморозив её, превратив в льдинки каждую клеточку её тела, всё, до чего смогла дотянуться его треклятая магия! Она уже была мертва: попробуй растопить, и она превратится в лужу, потому как лёд не был её коркой, она сама стала льдом. Вечным, магическим, твёрдым как сталь, захватившим всё её естество. Зачем она им, не способная ни на что, кроме как вечно отображать весь тот ужас, что испытала в момент перед смертью? Очень просто: многие графы, да и просто зажиточный люд любит выставлять у себя в садиках красивые статуи, а те, что раньше были живыми людьми - так вообще стоят баснословных денег!

Деньги. Снова деньги! Ублюдки...

Вран заорал. И заорал так пронзительно, что воины, приблизившиеся к нему со спины и намеревавшиеся выбить из парня дух, от неожиданности отшатнулись в стороны, наставив на него заострённые кончики пик. В этот момент Вран перестал быть человеком. Он даже перестал быть горцем. Вран превратился в разъярённое, убитое горем и... сильное существо.

Один из окруживших его работорговцев готов был поклясться, что зверёныш только что стоял возле телеги. Но не успел он моргнуть, как его там уже не было, зато появился прямо перед лицом кулак... Вран не действовал так, как учил его отец. Он забыл про тактику, про эффективное ведение боя. Он был просто безумцем, охваченным яростью, не думающим ни о чём кроме как: «Убить. Убить тех, кто лишил меня родителей! Всех их! Всех их убить!».

Он мог бы подхватить выроненное отправленным в небытие воином копьё. Но не сделал этого. А бросился к следующему, убивая зубами и руками. Пожалуй, будь рядом его отец, он вряд ли бы одобрил подобные методы. Да, он учил сына побеждать. Но не так. Совсем не так. Не как одичавшее зверьё...

Но Вран уже был опьянён кровью: кто бы ни напал на него, он непременно либо получал тяжёлым, словно пудовый камень, кулаком, или же хватался за кровоточащие раны, куски от которых были отхвачены крепкими зубами горца. Он бил и бил, убивая почти с одного удара, кусал и разрывал на куски, не обращая внимание на усталость, отодвинув её на второй план. Нельзя уставать! Нужно убивать! Они должны заплатить! И плату он примет лишь одну - кровь!

Но когда пятый или шестой бедолага хрустнул шеей от могучего удара по голове, развернувшись на триста шестьдесят градусов, Вран неожиданно почувствовал боль. Нет - её причинил ему не один из работорговцев: каждый из них успел либо полоснуть его мечом, либо кольнуть копьём, но зверь этого даже не почувствовал. А тут... Вран моментально пришёл в себя, как только его подбросило в воздух от невероятной силы урагана и, пролетев метра четыре, врезался спиной в одну из телег, чуть ли не заставив её перевернуться.

Когда в глазах перестало двоиться, юноша сумел разглядеть высокую худую фигуру, что медленно и величаво приближалась к нему. Фигуру в плаще цвета морской волны.

Но Вран не испугался - только улыбнулся. Запал битвы ещё не до конца покинул мозг, и горец всё ещё был готов сражаться. Маг сам идёт к нему в руки - что ж, значит, он не будет ждать. Он убьёт ублюдка прямо сейчас!

Вран дёрнулся было подняться, но, скривившись, рухнул обратно: всё то, на что он не обращал внимания, пребывая в некоем опьянённом чувстве берсеркера, сейчас свалилось на него удушающей волной. Все раны, которыми было испещрено его тело, все переломанные рёбра, дикая усталость... Всё это вдруг он прочувствовал так явственно, что не взвыл лишь потому, что не осталось сил даже на это.

А маг тем временем приближался, и по его, казалось бы, безжизненному лицу, сложно было разобрать, что он чувствует. Но Врану померещилось, что в его глазах промелькнуло чувство удовольствия. То самое чувство, когда ты уже знаешь, что твой противник не сможет сделать тебе ничего, и тебе лишь остаётся его добить. А в том, что маг расправляется с такими как он, радикально, Вран успел убедиться.

Но тут мелькнула тень. Мелькнула, и тут же застыла прямо между магом и юношей. Шерсть тени вздыбилась, сделав похожим рангуна на невероятно большого ощетинившегося ежа, и Кот, расставив руки в стороны, зарычал.

Маг замешкался, остановившись, и на его лице впервые промелькнула явственная эмоция. Он удивился. Раб защищает раба? Что за чушь... Он махнул рукой, нелепо, почти незаметно, как будто отмахнулся от назойливой мухи, и Кот, совсем по-кошачьи взвизгнув, отлетел в сторону, отброшенный чем-то невидимым и могучим.

А маг, задумчиво хмыкнув, вернул себе прежний лишённый эмоций лик и... развернулся, эффектно махнув плащом, и потопал прочь от Врана, в сторону с интересом следивших за «представлением» рабов.