Дети Гамельна. Зимний виноградник - [54]

— А не ой ли? — скаредно возмутился сержант. — Да за такие деньжищи…

Он осекся. Пикинер с неподдельным интересом ожидал продолжения. Адлер пожевал губами, переживая немыслимые страдания между Сциллой жадности и Харибдой страха.

— Так что же ты сделаешь за шестьдесят талеров? — сладким голосом спросил Мортенс. — Неужто индульгенцию у папистов купишь? На тысячу лет избавления от Ада, говорят, как раз хватит.

— По рукам! — с отчаянной бесшабашностью выпалил Йозеф. С колдунами и прочими лучше не торговаться. Особенно когда они начинают клясться, что и не думали заключать договор с Люцифером.

Приятно звякнул мешочек, поменяв хозяина.

— Утром получишь то, что тебе поможет, — сказал чертознатец. — А сейчас, сержант, ради Господа и всех архангелов, дай поспать!

Адлер проворочался почти весь остаток ночи и заснул лишь под самое утро. Насколько он желал забыться, настолько же жалел об этом после пробуждения. За пару часов чего только не привиделось…. И Папа Римский с рогами и хвостом, гоняющийся за генералиссимусом Валеннштейном по окрестностям Штральзунда, был далеко не самым страшным. Сон не только не прибавил сил, но почти отнял оставшиеся.

Потому Мортенс едва не получил в грудь пол-локтя стали сержантского тесака, когда под самый рассвет тронул Адлера за плечо.

— Не шути так, сержант! — только и смог сказать Хуго, оказавшись по уши в грязи после того, как Йозеф с воплем оттолкнул его прямо в лужу и махнул клинком, не достав самую малость. — Не выспался, что ли? На людей кидаешься…

— Нечистый сны насылал богомерзкие, вот и получилось. Видит Бог, не со зла, — мрачно ответил сержант, забросив тесак в ножны. И растирая помятое с дурного сна лицо, спросил: — Готово?

— Как в лучших домах Парижа! — осклабился Мортенс. — Был в Париже, сержант?

— Нет, — буркнул Адлер, пытаясь натянуть сапог. — И не собираюсь.

— Тоже верно! Там, шепчут, на днях какой-то полоумный чуть короля лягушатников не грохнул. Так что приличному протестанту делать там нечего, вот что я тебе, сержант, скажу!

При свете солнца, хоть и слабого по утренней поре, сержант чувствовал себя немного увереннее.

— Студент, за ногу тебя да об пень! Деньги вчера получил, а я свое еще в руках и не держал, — сварливо сказал он.

— Ах да, точно! — стукнул себя по лбу Мортенс. — А я все припомнить не могу, зачем доблестного сержанта в такую рань разбудил. Лови!

Мелькнуло что-то в воздухе. Йозеф привычно махнул рукой, доставая из воздуха небольшой округлый предмет, раскрыл ладонь. Маленький шарик светлой бронзы, спаянный из двух половинок.

— И все? — разочаровано протянул Адлер, при свете дня начавший чувствовать себя поувереннее. — И за эту безделушку я отдал двадцать талеров?!

— Шестьдесят, сержант, шестьдесят, — с безжалостной улыбкой уточнил проклятый «чертознай». — И сорок я еще не получил. Смотри, сержант, про такие долги не забывают.

— Не забуду, — огрызнулся сержант. — Что там внутри, и как эта хрень действует?

— Внутри — так нужное тебе Слово, — подмигнул Мортенс. — Раскрывать не советую. А как действует — проверишь при первой случайности. И смотри, не вздумай раскрывать. Если Слово знают другие, то ничем не поможет.

— Как скажешь, — то ли ответил, то ли сплюнул сержант и спрятал шарик в мешочек, висящий на шее. — Проверим. За такие деньги оно меня даже от порезов беречь должно. Все, Хуго, а теперь уже я скажу тебе, чтобы проваливал подальше. Подъем скоро.

Казаки вылетели нежданно, как умеют только они, дети сатаны. Ну и кумаши с татарами. Вырезали передовые дозоры и налетели степным злым вихрем. Миг назад тихо кругом было, только мерный шаг марширующих солдат, да кое-где чуть слышна походная песня над строем. И сразу же воздух наполняется визгом и разбойничьим посвистом атакующей конницы, грохотом выстрелов.

Шумит бой — отчаянный, быстрый, злой.

Рота, в которой служили Мортенс с Адлером, шла в авангарде. По ним первым и ударила казачья лава или как там эти негодяи называют свой строй. Сержанту было не до умствований, требовалось очень быстро перестроить растянувшуюся роту, собрать из рыхлого стада плотный кулак, ощетинившийся пиками. Встретить удар, удержать строй, устоять на ногах, а там можно и в ответ вмазать. Утопить в грязи бесчестных наемников, готовых пойти за кем угодно, лишь бы платили. Конечно, пикинеры и сами служат не за спасибо, но это же совсем другое, ясен пень!

Конница не стала лезть на каре пехоты. Казаки кружили вдоль тракта, время от времени разряжая в гущу строя многочисленные пистолеты, торчащие за матерчатыми поясами. Им отвечали, но редко и мало — как назло, свои мушкетеры отстали, а кавалерия, наоборот, ушла далеко вперед. И хотя огонь был скорее беспокоящим, но время от времени то один, то другой пикинер валился на землю.

«Везет же схизматикам проклятым!» — подумал сержант Адлер. — «И грязь им не мешает, и отогнать некому. А про нашу кавалерию и вспоминать не хочется…. И стреляют метко, им что, черти руку направляют?».

Больше Йозеф подумать ничего не успел. Очередная пуля ударила его в грудь, выбив дух. Сержант падал, падал, и все никак не мог упасть. Его охватило чувство полета, солдат парил в безбрежной пустоте, наслаждаясь тишиной и умиротворением. Затем пришла боль, что-то адски зашумело над ухом, мимо пробегали чьи-то сапоги, грязные и рваные. Линдеман понял, что давно упал и лежит навзничь, не в силах шевельнуть членами. И потерял сознание, на этот раз надолго.