Дети Гамельна. Ярчуки - [19]

Наёмники начали переглядываться. Мирослав деланно хмурился, оглаживая рукоять пистолета. Нехитрые мысли молодёжи читались влет. На одной чаше – змея, в которой двадцать-тридцать шагов злобности и которая может в легкую утащить лошадь. На другой – пять талеров. И степь. Выжить одному трудно – мало ли, вдруг змея не одна? Или татары какие? Или вообще страшные запорожцы, с которыми многие хорошо знакомы по скоротечным, но кровавым стычкам среди европейских лесов и дорог, а кто не сталкивался лично, тот преизрядно наслушался всяческих ужасов. Вообще, страшные тут люди живут и жили! Одно слово – шкифы!..

***

- Эль команданте, признавайся, скольких владельцев пережили эти, – испанец прищелкнул пальцами, подбирая нужное слово.

- Маляры зовут их «эскизами», – ответил Мирослав, осторожно разворачивая тугой свиток. Затасканная бумага, кое-где прожженная, так и норовила завернуться обратно. – Но это карта. Не скажу, что подробная, но есть шанс оказаться в нужном месте. А вот где её откопал Орден, мне знать не дано.

- А ведь всё узнаваемо! – удивился испанец, ведя пальцем вдоль прихотливо извивающейся полосы. – А мы где?

- Примерно тут, – ткнул капитан.

- Чудны дела твои, Господи! – перекрестился Угальде. Бойцы, сидевшие в сторонке, как по команде, повторили жест лейтенанта. На всякий случай.

- Ничего чудного, – буркнул Мирослав и, скрутив карту, сунул её в тубус, – ты был прав, когда назвал это эскизами. «Её хвалил сам Боплан[23]!» – передразнил он кого-то. – Чтоб его черти подрали, этого сраного лягушатника! «Подробный план Диких полей, граничащих с украйнами Речи Посполитой», мать её за ногу да афедроном на пушку!

- Мадонна свидетельница, карта, возможно, и паршива, но к чему такая желчь? – недоумённо сказал испанец. – Мы прекрасно обходились без карт, обойдемся и сейчас. Если же тебе она не нужна, – добавил Диего, видя, как взбешенный капитан прокручивает крышку тубуса, – то я с готовностью приму её в дар!

- Пригодится как растопка для костра, – отрезал Мирослав.

- Ещё из бумаги можно накрутить патронов! – миролюбиво добавил лейтенант. – Или пыжей.

Капитан спрятал тубус в мешок и ненадолго задумался.

- Литвин не дозвался гадину. Но где её логово, примерно подсказал. Как он там? – неожиданно поднял голову Мирослав, глядя куда-то сквозь Угальде.

- Живой. Пьёт вино и ругается.

- Значит, точно живой, – протянул капитан.

Испанец, несколько раз оглянувшись по сторонам, собрался с духом,

- А как мы её будем убивать? Она же большая.

- Покажем гадину Руперту, а после заткнем её гадскую пасть обгаженными штанами нашего рыжего ублюдка.

Диего только хмыкнул:

- У тебя сердце из громадного куска льда с самых высоких вершин! Ну а если серьезно? Ты же не думаешь, что мы придём к змее в её змеиную пещеру и отрубим голову? Всё же, в этом дьявольском творении тридцать шагов злобного шипения! И она не травоядный дракон, коих великое премножество упокоил мой славный прадед, да будут холодны угли под его котлом! Или мы забросаем её тем серебром, что ты посулил?

Капитан молча подошёл к своему вьюку, расстегнул пряжку одной из сум. Испанец присвистнул:

- А я все никак не мог понять, отчего он так тяжёл. Думал, ты спёр из собора Святого Марка одного из тамошних коней![24]

- В отливку пошли их отборные каштаны, мой друг!

***

Хитрая бестия нашла приют в месте, где сходились две тихие и мелкие речушки. Получившееся болото, обильно заросшее рогозом, одним краем упиралось в скалы. Похожие на гору, куда они с Литвином взбирались, но чутка повыше. Сверху росли кривые сосенки и одна, неведомо как оказавшаяся на такой высочени, грушка-дичка.

Мирослав куснул зелёный и твёрдый бочок. Сморщился, сплюнул и, размахнувшись, бросил огрызок в шуршащие заросли. Перед долгим спуском вниз еще раз окинул взглядом диспозицию, стараясь запомнить понадежнее. Хотя, что там запоминать? Степь, болото, камышовое поле с четырьмя «выползами». И в центре – будто бы стог сена, намётанный и так, под дождями и ветрами, забытый… «Стог» лежал неподвижно. Но та неподвижность – один сплошной обман. Змеюка нажралась, вот и лежит. Греется и переваривает ворованную лошадку.

Капитан вздохнул. Сюда бы пушку фунтов на двенадцать да толковых бомбардиров. Из мушкета не попасть, хоть ты терцию сюда затащи и залпами бей. Но мечтать не вредно, вредно возлежать под деревом и ждать, пока яблоки сами в рот попадают. Но упавшие обычно гнилые. Или червяками понадкусанные. Ну ничего, и не таких бобров любили! Оно ведь что главное в бобровом люблении? Верно! Хатку разворошить. А дальше само пойдёт.

Больше всего раздражало солнце, припекающее даже сквозь войлочную шляпу. Сам спуск был долгим, но легким, разве что сапоги на осыпи скользили. Приходилось хвататься за кусты, чтобы не сверзиться к подножью. Зато было время подумать и прикинуть ход предстоящего боя. С таким противником Мирославу сталкиваться не приходилось. Схожий гад попадался, но имелись опытные люди, корабль и много-много пороху с хитрыми запалами… Ну и Гюнтер был. Который один стоит половины Дечинского арсенала. Интересно, рискнул бы капитан охотить злобную тварюку с бандой таких недоделков?