Дети эмиграции. Воспоминания - [10]

Некоторые сочинения достигают 20 мелко исписанных и связно изложенных страниц, размера ученической тетради, и это за два часа и без предварительного предупреждения! Уже одно это сопоставление количества страниц со временем, в которое они написаны, показывает, как наболело у многих на душе и как много хотелось им передать, объяснить, поделиться горем, пожаловаться и, может быть, услыхать в ответ слово сочувствия, утешения, поддержки, ободрения и помощи… И это, в свою очередь, накладывает на того, кто все это слышал и услыхал, кто неотразимо чувствует, что к нему в руки попал драгоценный материал, какую-то глубоко ощущаемую обязанность, как бы молчаливо переданное поручение: все и всем рассказать, не забыть, не похоронить под спудом молчания даже мелочи, ничего не скрыть, не упустить. Поручение трудное, почти невыполнимое.

Во второй части этого очерка, как уже говорилось выше, будет дана попытка путем цитирования отдельных сочинений на наиболее ярких индивидуальных примерах показать типические черты внутренних переживаний современных детей, попытка раскрыть их внутренний душевный мир. Но такая характеристика была бы и не полна и не ясна, если бы все время, опираясь только на «воспоминания» детей и ни в какой мере на сведения, почерпнутые из других источников, автор этих строк не дал бы общей внешней, так сказать, биографической характеристики детей и такого же внешнего обзора содержания их сочинений и их литературной формы и вида.

Кто такие авторы воспоминаний и в чем те черты несходства в их судьбе и духовном облике с их сверстниками — прежними русскими детьми, в прежней России — и современными детьми, но не в России, а в других странах?

Но прежде чем к этому обратиться, несколько слов об одном, хотя и внешнем, но, однако, существенном моменте. Каково социальное положение родителей большинства детей, сочинения которых рассматривались? Хотя для школы происхождение детей не может служить причиной различного к ним отношения, но оно все же важно для полного представления о ребенке, с которым педагог имеет дело, и потому желание дать полный обзор требует ответа и на этот вопрос.

В огромном большинстве родители детей принадлежат к средней городской интеллигенции. Родом почти со всей России, они в главной массе выехали за границу во время ряда эвакуации, завершивших длинный путь их скитаний: из Одессы, Новороссийска, Крыма в 1920 году (главная масса), Архангельска и Владивостока. Множество детей выехало с учебными заведениями без родителей. Меньшинство приехало из России уже после окончания гражданской воины, пережив голод 1921 г.

«Там начали есть человеческое мясо и часто бывали случаи, что на улицах устраивали капканы… ловили людей… делали из них кушанья и продавали на базарах».

Обычно с матерями они уезжают за границу по вызову отцов. Это особая группа. На их долю выпало больше испытаний, голод наложил на них особую печать, встреча с родителями описывается в трогательных выражениях:

«Наконец мы приехали в Сербию и моей радости не было конца».

«Мама нас встретила и я ее сразу узнала; я папу не видала 5 лет, а маму 3 года».

«В Сербии папа встретил нас у своего дома… мы все от радости плакали».

«Когда папа пришел к нам, то мой младший брат совсем не узнал его, а прогуливаясь по фабрике, Эля заявил: „Это ваша фабрика?“»

«Папа уехал, а с ним и мама, обещали приехать… но Бог… иначе судил… на одной стороне стали большевики, а на другой белые. Мы остались… с няней… скончалась… остались без призора… нас поместили в коммунистический приют… голод, холод, беспризорность. От родителей известий не имели, и была только надежда на будущность… Получили известие, что они живы. Нам прислали денег».

И вот два мальчика 12 и 13 лет самостоятельно приезжают в Белград:

«Они нас поехали встречать в Белград и там мы разъехались; а мы так устали, что я заснул, но вдруг вошли папа и мама и меня разбудили; и от такой необычайной радости я — заплакал».

Другая значительная группа — это дети казаков, главным образом донцов. Выделение их в особую группу, как отличную от городской интеллигенции, помимо других специфических, им присущих черт, вызывается еще и тем, что это по большей части сельские жители, земледельцы, часто бедные, сами работавшие с семьей на земле. Вот одно из свидетельств:

«Родился я на тихом Дону в очень бедной семье. Отец простой казак, образование получил маленькое, кончил приходскую школу, нас было у него шесть человек, чтобы добиться образования я своими маленькими ручонками подбирал скошенную рожь».

Наконец, не очень большая группа — дети помещиков. Вероятно, не больше как в 10–20 сочинениях есть указания на прочную, постоянную и бытовую связь родителей авторов с землей и деревней. В большинстве сочинений этой незначительной группы есть лишь краткое сообщение факта.

Во всех этих группах есть и нечто общее. Читая детские воспоминания, можно подумать, что из России выехали только военные или что только они в эмиграции отдают своих детей в школы, так как многие сочинения заключают в себе фразу: «Мой папа был офицер». Однако если вспомнить, что описание относится к 1917 году, когда среди интеллигенции известного возраста не офицеров было очень мало, то указание это приобретает другой и особый смысл. В некоторых сочинениях это раскрывается и самими детьми. «А папа мой был студентом и офицер и капитан», — пишет одна девочка, сообщая о себе то, что могли бы сказать и многие другие.