Дети Дня - [23]

Онда, мы сделали великую ошибку двадцать лет назад. Мы отступились от короля-барда, а потом, чтобы сохранить мир, отказались от власти. Чтобы нас не боялись. Чтобы мы остались чистенькими. И мы не вмешивались ни во что. Так что в том, что сейчас происходит, мы виноваты, — распаляясь, она шипела и плевалась как кошка. — Ах, если бы Хонора пожил подольше! Пережил бы своего дурного сына, тогда и внук был бы достойным короны! А что сейчас?

— Ты не забыла, какое у деда было прозвище? Хонора Теварский мясник! И ты называешь его правильным королем? Или ты просто не можешь забыть, что Хонора привечал бардов, а Ианта ненавидел? Потому первый хороший, а второй негодяй, хотя оба красавцы те еще?

Мирьенде нехорошо улыбнулась.

— После событий на Теваре вот здесь, внизу, нас допрашивали старшие. А потом… это был ужас, позор, трусость, Онда! Они не хотели, просто не хотели признавать, что твари были у них под носом! Конечно, они же барды, старшие, мудрые, а тут такое! Твари на острове счастья! Ах ты…!

— Но ты не могла быть на Теваре! — крикнул Онда. — Это было сорок лет назад!

Мирьенде расхохоталась. Она смеялась долго.

— Ах, Онда, ну как же приятно тебя слушать! И как забавно тебя удивлять!

Голос не сразу послушался Онду.

— Но сколько же тебе лет? — проговорил он, лишь потом сообразив, насколько нелепо звучит его вопрос.

— У женщин не принято спрашивать о возрасте.

Она вспорхнула с резного табурета, обошла вокруг стола за спиной у Онды.

— Я была там. Я была из молодой поросли Хоноры. Он сам отбирал учеников в Дом Бардов. Чтобы мы понимали его, чтобы стремились к тому же, что и он, верили бы в то, что все можно исправить, и положили бы жизнь на это. Мы с Лайнэ были лучшими. Он взял нас с собой.

…Королевская ладья подходила к острову. Тевара, остров Счастливых, вставал над золотой водой. По древнему договору между первыми королями-братьями и первым хозяином Тевары, Тевандой, на эту землю без дозволения мог ступать лишь король и двое его спутников. Остальные люди попадали сюда лишь если их привозили сами теварцы. Они мало кого принимали к себе и никогда не покидали острова. Своих женщин замуж не отдавали, но привозили с берега женихов и невест, за которых платили родным огромный выкуп. Но кому посчастливилось побывать на острове, те писали о гостеприимных островитянах, пребывавших в счастливой простоте нравов на лоне природы, о прекрасных девах, готовых ублажить гостя как только можно ублажить, о благоуханных цветах и жемчужных россыпях. И о звездном жемчуге. Одно зерно такого стоило дороже всех ароматов Синты вместе с самой Синтой. Жемчуг обладал странным свойством вызывать вещие сны и давать дар прозрения будущего. Во всем мире было считанное число таких жемчужин, и когда будет добыта следующая — никто не знал. Жемчужины «жили» примерно столько, сколько мог бы прожить человек — каждая свой срок.

И мало кто писал о том, что любой чужак, который пытался попасть на остров против воли хозяев, становился жертвой моря. Но это знали все. И это знание лучше всего охраняло остров.

Хонора, став королем, возродил древнюю, уже почти забытую традицию Объезда, и по пути посетил и Тевару. Он сам, королевский бард, и еще двое из молодых бардов — Мирьенде и Лайнэ.

Чудесные голоса разливались над морем, и воздух был полон такого безмятежного тихого счастья, что хотелось остаться здесь и никуда никогда не уезжать. Остров был словно нарочно устроен для людей — ни одного надоедливого насекомого, ни единой колючки, ни жары днем, ни холода ночью. Чистейшие ручьи и теплое море. Ни единого сорняка, урожай два раза в год, ни хищников, ни гадов… Блаженный дар Богов.

И красивые, радушные люди.

С одинаковыми глазами. И очень резкими тенями.

Но красота места мешала это заметить.

…Мирьенде лежала в мягкой, чудесной постели, но почему-то ей не спалось. Было странно тревожно и тяжело на душе. Она села, обхватив колени и прислонившись спиной к стене из дикого камня. Снаружи глухо дышало море. Ночной ветер пронизывали какие-то странные звуки — не то шепот, не то тихое пение. Именно это выматывало душу, вытягивало какую-то живую нить, болезненно, тяжко, мучительно.

— Ты тоже не спишь? — прошептала сзади Лаинэ. Мирьенде обернулась на веснушчатую северянку.

— Муторно как-то.

— Ага. Как будто заклинание поют. Плохое такое.

Мирьенде вздрогнула. Именно так. Заклинание, и нехорошее заклинание.

— Я посмотрю.

— Я с тобой.

Дверь была заперта. Снаружи. Девушки переглянулись.

— Зачем? — шепотом, мгновенно потеряв от страха голос прошептала Лаин.

— Чтобы мы не убежали?

— Или чего-то не увидели.

За дверью послышались быстрые твердые шаги. Мирьенде постаралась отогнать страх и начала складывать короткую песню защиты.

Дверь распахнулась от удара ногой.

На пороге стоял Хонора. Гневный, бледный.

— Живы? — тяжело сказал он. — Идемте. Идемте. Посмотрим.

Мирьенде ощущала идущие от него горячие волны зарождающегося страшного заклинания. Она не могла понять, что именно он затевает, но мощь и ярость были такие, что волосы вставали дыбом и потрескивали.

Они стояли на берегу. Все жители. От младенцев до стариков. Белый язык песчаного пляжа вдавался в мелкий залив, сияя в свете белой-белой луны. Лунная дорожка разбивалась на ослепительные осколки, среди которых неподвижно, черными пеньками торчали торсы сирен, полукругом обступавших нечто круглое, многорукое, копошащееся.