Дети Чёрного Дракона - [4]
Ли-Хуен-Ченг пошел рядом. За неделю, прошедшую со времени первого знакомства, он сильно привязался к хорошо игравшему новую роль белогвардейцу. Он часто заводил разговоры на политические темы, но как только дело касалось первых недоговоренных фраз, — тот отмалчивался или переводил разговор на другое. Теперь он притронулся к руке Львова, указывая пальцем на невидимую точку пылающего горизонта.
— Они там! Мы должны обойти справа и открыть пулеметный огонь! Битва растет! Слышите, как усиливается канонада? Сколько новых душ покинет сегодня свои жилища. И все из-за того, что империалистам хочется поскорей поделить между собою ослабевший Китай. Слушайте!
Львов шагал молча. Теперь, во время радостного ожидания боя, ему было тяжело подыгрываться под кислую болтовню. Не все ли равно, чем кончится эта война, дающая ему деньги и приятное право бить и приказывать? Разлагающим субъектам, вроде Ли-Хуен-Ченга, совсем не место даже в такой армии.
По бледному небу, над гладкими голубыми озерами с каналами, по всем направлениям пересекавшими рисовые поля, поднималось огромное оранжевое солнце. Впереди желтела густая бамбуковая заросль, вблизи которой должен был пройти батальон. Гладкие, будто полированные стволы, обвешанные узкими листьями, радушно манили отдохнуть под их прикрытием. А вместо этого…
Идущий в переднем ряду солдат схватился за лицо и, покачнувшись, медленно сел на корточки. С тихим хрипом шагавший рядом повторил то же движение. Остальные шарахнулись назад, шатаясь и падая друг на друга.
Газовая война! Первым нашелся видавший на своем веку виды Львов.
— Смирно! Не ломать строй! Надеть противогазы! Живей! — Он первым подал пример, быстро прикрыв лицо извлеченной из сумки глухой маской.
Солдаты остановились, лихорадочно навязывая желтые противогазы. Первое замешательство проходило. И вдруг передние ряды снова шатнулись назад. Вокруг захлопали десятки огненных бичей. Люди падали, нелепо подпрыгивая и продолжая корчиться в жидкой черной грязи. Вслед за газовой подготовкой последовал пулеметный обстрел.
Растянувшись в мелкой воде, беспорядочно обстреливали невидимого врага. Толстые бамбуки ломались, как от сильного ветра.
— В атаку!
Клубящееся дымом поле разом ожило. Толпа дико воющих, сжимавших винтовки дикарей, одетых в форму солдат, вскочила на ноги. С визгом, без единого выстрела неслись к гремящей и дымящейся заросли. Ли-Хуен-Ченг и Львов бежали впереди.
Ли-Хуен-Ченг взмахнул шашкой и перепрыгнул через труп застреленного солдата. Он крикнул какую-то команду, но крик оборвался. Он упал липом в воду с безвольными, раскинувшимися руками. Нестройная толпа штурмовавших промчалась дальше.
Львов наклонился над раненым и осторожно повернул на спину его содрогавшееся тело. Из-под сдвинутого респиратора смотрело окровавленное лицо.
— Ли-Во, это вы? — Ченг сжал слабеющими пальцами ладонь Львова, — иду к моим отцам, умираю… Но раньше должен передать вам тайну. Я верю, вы мой друг, вы спасли меня от ножей тигров, вы — русский революционер… Трудно говорить… Ли-Во…
«Они собираются в подземелье Ху. Два часа ходьбы от Пекина. Нужны люди, будет большая работа. Записка в боковом кармане. Буду… буду следить за вами оттуда…»
Рука китайца разжалась, и голова упала в воду. Он умер.
Не обращая внимания на щелкающие кругом пули, Львов ловко обыскивал многочисленные карманы намокшего мундира. В одном нащупал сложенный вчетверо пергамент. Припав к земле, быстро развернул его. На желтоватом листе выступало сделанное тушью изображение черного дракона с выпущенными когтями, бьющим землю хвостом и хищно открытой пастью. Изображение окружали четыре зеленых иероглифа. Как сожалел Львов, что своевременно не выучился этой головоломной китайской грамоте.
Резня в роще продолжалась. Шатающиеся стволы были окутаны непроницаемой дымовой завесой. Но со стороны станции уже подходила подмога — новый стройный батальон правительственных войск. Львов отбежал в сторону — не попасть под ноги марширующих — и осторожно растянулся за чьим-то скрюченным, окровавленным трупом.
4. Ужасы подземелий Ху
Уже начало смеркаться, когда запыленный путник в платье китайского офицера взобрался на глинистый холм, служащий подножьем освещенного храма Справедливости. Несколько секунд он нерешительно рассматривал узорные выцветшие колонны и полукруглые тройные ворота входа. Затем вошел внутрь.
Как-то раз, в одном из разговоров, убитый Ли-Хуен-Ченг рассказал Львову о храме Справедливости и о находящемся под ним заброшенном подземелье Ху. Еще тогда Львов уловил в его словах некоторый оттенок преднамеренности. И теперь, шагая по каменному, покрытому толстым ковром грязи полу, он восстанавливал в памяти отдельные моменты рассказа.
Он чиркнул спичкой.
Прямо перед ним на массивном возвышении, образующем полукруг, возвышались семь темных божественных статуй. У средней, усевшейся по-турецки и сложившей на животе руки, раскосое лицо с закрученными усами, оскаленными зубами и приплюснутым носом страшно смотрело перед собой широко открытыми, выкаченными глазами. Другие шесть, — помощники бога Справедливости, грозно протягивали к предполагаемому преступнику неподвижные, каменные руки. Вся группа производила, действительно, устрашающее впечатление.
