Дети большого дома - [4]

— Манушак? А твое имя, барышня? A-а, Вартуш? Твое, юноша? Так, Вануш. Ну, а твое, разбойник?

Мальчуган уткнулся в шею отца.

— Ну, скажи свое имя, скажи, Артуш-джан, — уговаривал Арсен.

— Значит, Артуш? Вот и хорошо. Итак, сестрица Манушак (он сказал слово «сестрица» по-армянски), мы с вашим мужем едем на фронт, чтобы свернуть шею Гитлеру.

Майор своими огромными ручищами показал, как они свернут шею Гитлеру. Дочка и старший сын Арсена, переглянувшись, засмеялись. Манушак улыбнулась; ей понравилось, что начальник ее мужа такой простой, хороший человек. Маленький Артуш исподтишка поглядывал на Дементьева.

Послышался свисток паровоза. Командиры попрощались и ушли. Они видели, как жена и дети бойца, прижавшись друг к другу, печально смотрели вслед вагону, который увозил от них Арсена. Дети махали руками, Манушак, окаменев, стояла неподвижно,

II

В эти дни станция Улуханлу выглядела необычайно многолюдной: тут собрались родные уезжающих на фронт, так как поезда из Арташата останавливались здесь, не заходя в Ереван. Могло показаться, что половина жителей Еревана переселилась сюда.

Среди ожидавших бросалась в глаза празднично и с претензиями разодетая молодая женщина. Голову ее защищала от солнца широкополая соломенная, шляпа; на ногах были легкие босоножки.

Весело заговаривая то с одной, то с другой группой ожидающих, она легко заводила знакомства, гуляла с новыми друзьями по перрону и часто открывала сумочку, разглядывая в зеркальце свое лицо.

Она подошла к группе людей, ожидающих под тенью большой ивы и представилась:

— Я жена Партева Сархошева. Может быть, вы знаете его? А вы, кажется, жена Аршакяна? Это ваш сыночек, да? Ах, какой душка, какой душка, какие у него миленькие лапочки! Приехали папочку провожать, да? А какие чудные глазки у него! Как его зовут? Ованнес? Овик, Овик, ты папочку ждешь, да? — тормошила она ребенка.

Ребенок сморщился и заплакал.

— Ай-ай-ай, какой ты нелюбезный! — тараторила Сархошева и обернулась к Арусяк Аршакян. — А вы, если не ошибаюсь, мать Тиграна?

— Да, — коротко отозвалась та.

— Я уже всех знаю, всех. Три раза побывала в части! Муж мне рассказал, кто у них из Еревана. Ну, с вашим-то сыном все благополучно, вам можно не беспокоиться. Он в политотделе, а политотдел ведь не воюет! А вот мой муж командир роты. А как ваша фамилия, папаша? Кто из ваших на фронт едет?

— Сын.

— Как его зовут?

— Он едет рядовым. Едва ли вы его знаете. Аргам Вардуни.

— Вардуни? Это ваш сын?

— Ну да. Вы его знаете?

— Нет, не знаю такого. А в какой он роте? Если у моего мужа, то я попрошу, чтоб он был снисходителен к нему! Как только придет поезд, узнаю и скажу вам. Если окажется, что он у мужа, — это будет очень хорошо для вашего сына. Ну, пока, встретимся потом…

И Клара Сархошева, передергивая плечами и покачиваясь, направилась к другой группе, стоявшей немного поодаль на перроне.

Нетерпение ожидающих росло. Хотя уже шла первая неделя осени, солнце сильно припекало. Станция была полна запахом дынь, понавезенных из ближайших сел и сваленных кучами на траве и просто на голой земле. Дынные корки валялись повсюду.

Лусик старалась настроиться на веселую встречу, но ей это не удавалось. Ведь все равно вида своего ей не изменить. Все твердили, что она сильно похудела, побледнела. И, наконец, для чего это нужно — непременно казаться веселой? Человек должен выглядеть так, как он на самом деле себя чувствует!

Подошла знакомая матери Лусик, второй день вместе с ними ждавшая прибытия состава. Эта немолодая добродушная работница также приехала проститься с мужем.

— Говорят, скоро придет поезд, — сообщила она. — Сестрица Арусяк, передай-ка ребенка мне, устала, поди, держать его.

Она взяла ребенка из рук бабушки.

— Идет, идет!.. — подняли крик дети.

Все высыпали на перрон. Показался паровоз. Прерывисто свистя, он посылал клубы дыма в синее небо. Дети бросились бежать навстречу поезду. С ними побежала и Клара Сархошева.

Поезд остановился. Из вагона высыпали бойцы и командиры. Послышались крики, громкие восклицания, родные и близкие обнимались и целовали друг друга, словно очень давно не виделись. Показался и Аргам. Он первый заметил родителей и сестру и бегом бросился к ним.

Следом за ним шел пожилой краснолицый военный среднего роста, казавшийся горбатым от сильной сутулости. На верхней губе его виднелись маленькие белесоватые усики.

— Молодец, женушка, и ты здесь! Вай, умереть мне за тебя, Заруи-джан, приехала-таки!

Он обнял высокую женщину, которая немного раньше взяла на руки ребенка Тиграна. Оглядев стоявших рядом, пожилой военный узнал Арусяк.

— Здравствуйте, товарищ Арусяк! Чей этот мальчик? Не Тиграна ли? — взял он ребенка на руки. — Ах ты, мой маленький… Сейчас отыщу Тиграна, товарищ Арусяк!

С ребенком на руках он побежал к хвосту поезда.

— Значит, твой муж — Минас Меликян? — обратилась Арусяк к высокой женщине.

Заруи кивнула головой и улыбнулась.

— Такой же шальной, каким был в молодые годы! — заметила мать Тиграна с дружеской улыбкой.

— Какой был, таким и остался, совсем не переменился, — подтвердила Заруи.

Встретив Тиграна и передав ему ребенка, Минас вернулся с ним к женщинам.