Дети большого дома - [6]

III

Сплетенная из тонких ивовых прутьев корзина с виноградом стояла на полу вагона, между досками, соединявшими противоположные ряды нар. В первые минуты бойцам казалось, что они смогут съесть весь виноград. Но оказалось — больше двух-трех кистей никто не смог одолеть.

Сидя на ближайшей к дверям доске, Арсен Тоноян беседовал с Алдибеком Мусраиловым — невысоким молодым бойцом-узбеком. Показывая на хлопковые кусты, покрытые светлофиолетовыми цветами, Арсен допытывался, так ли пышно растет хлопчатник в Узбекистане.

— Э-э, это что! — отмахивался узбек. — Ты приходи, посмотри наш. Вот до сих пор!

И он показывал рукой — вот, мол, какой высокий хлопок в Фергане!

Мусраилов щурил глаза, словно желая мысленно представить себе Ферганскую долину.

— Ну и сладкий же, исты його невозможно! — говорил Микола Бурденко, поворачивая в руке кисть винограда. — А я-то думал, усю корзинку зъим…

— Тихо-тихо — можно, — выразил свое мнение Эюб Гамидов; сидя на нарах второго яруса, он разматывал и снова наматывал на ноги свои портянки.

— Узбекистан богатый, очень богатый! — продолжал рассказывать Мусраилов. — Дыни у нас лопаются на полях — такие сладкие. А зимой скушай кусок сушеной дыни — мед. Да что мед, еще слаще! Можно чай с нею пить, вместо сахара.

— А ты сколько мог бы съесть винограду? Вот если б такие кисти дали тебе? — обратился к Гамидову Бурденко.

— Кто, я? Много. Сколько хочешь. Если спать не буду — все кушать буду, я привык. Сразу много нельзя. Нужно мало-мало привыкать.

Бурденко выбрал себе новую кисть, еще крупнее и свежее, поднял ее выше головы, поворачивая под лучами солнца, заливающими вагон через открытую дверь.

— Хорошая штука быть садоводом! Хочешь, дам и тебе, Гамидов? Да ты бы сошел. Сойдите и вы, ребята. Разве можно так быстро сдаваться?! Це ж виноград, не водка, бояться нечего.

Но никто не тронулся с места. Всю ночь напролет бойцы грузили вагоны, не спали. Теперь, усталые и невыспавшиеся, они разлеглись на нарах, разувшись и вытянув натруженные ноги. Кто знает, о чем они думали, кого вспоминали, прислушиваясь к монотонному перестуку вагонных колес.

Лежа ничком на нарах и упираясь подбородком в кулаки, Аргам через открытую дверь смотрел на поля. Но ничто из виденного не запечатлевалось в его душе.

Поезд мчался вперед, но мысль Аргама опережала стремительный ход поезда. Он представлял себя в разведке: вот он входит в фашистский штаб, похищает важные документы, берет в плен генерала…

Аргам искренне верил в свою судьбу, в свое счастье. Тяжелой, невыносимо тяжелой казалась ему лишь мысль о смерти. Но нет, его не убьют! Он должен остаться в живых, чтобы писать книги, завоевать славу, жениться на Седе!

Лежа на спине, Гамидов мягко напевал:

Ашугом стать в садах Гянджи…

Срывать гранат в садах Гянджи,

Красотку б из Тифлиса взять —

И с ней гулять в садах Гянджи!..

— Ты о чем это поешь? — заинтересовался Бурденко.

— О красивой девушке.

— О красивой девушке? А ну, спой-ка снова.

Тем временем Тоноян и Мусраилов продолжали свою беседу. Когда в Узбекистане вносят минеральные удобрения в землю — осенью, во время вспашки, или весною? Перепахивают ли весною землю под хлопок? Сколько раз проводят прополку? Сколько раз опрыскивают хлопчатник? Принят ли у них способ опрыскивания с самолета?..

На многие вопросы Мусраилов так и не Мог дать ответ, оправдываясь тем, что уже два года находится в армии. Может быть, сейчас делается много такого, о чем он и представления не имеет. Но что у них в Узбекистане хлопок растет много пышнее, чем вот на этом поле, — это уж факт, в этом уж будьте уверены!..

— Да бросьте, ребята! — вмешался Бурденко. — Вы бы лучше сказали — куда мы едем? Нашли о чем говорить, и без вас будет кому заняться агрономией! А теперь давай покурим махорочки, Тоноян, чтобы лучше разобраться во всех этих сложных вопросах.

И Бурденко потер руки.

Ну, давай, давай свою махорку мне, раз сам не куришь! Что скажешь, Мусраилов? Пусть отдаст нам, не так ли?

— Дело хозяйское… — уклонился от ответа Мусраилов.

— Вы махорку получили, курите свою долю! — отрезал Арсен.

— Но ты же, братец мой, некурящий! — настаивал Бурденко.

— А может, буду курящий, твое какое дело! — заупрямился Арсен.

— Вот уж не советую, право слово, не советую! Чистый вред организму. Ну, понимаешь, как болезнь какая для твоего хлопка… Послушай совета: раздай эту вредную травку, Тоноян. Ты же умнее всех нас. Зачем тебе отравлять свой организм?! Как ты думаешь, Мусраилов, правильно я говорю?

— Дело хозяйское! — повторил Мусраилов.

Но Арсен оставался непоколебим. Ведь махорку-то роздали только сегодня, у каждого был еще запас курева. Зачем же просили у него?

Бурденко подмигнул товарищам, что означало: «Поглядите-ка, как я подшучу над ним».

— Говорят, что ты, Тоноян, в своем колхозе передовым колхозником был. Да что-то не верится мне. Хочешь — обижайся, хочешь — нет, а должен я правду тебе в лицо сказать: душой ты единоличник, а не колхозник.

— Такие слова не говори, нельзя, — со сдержанным гневом остановил его Тоноян, с трудом подбирая русские слова. — Нельзя!

— Но ведь так получается, братец ты мой! — продолжал свое Бурденко. — Ну как же иначе здесь скажешь?! Психология у тебя — частного собственника. Прямо единоличник, да и только.