Дети большого дома - [146]

— И я, — тихо сказал Каро.

— Ну, а потом, потом?

— Потом ты начала говорить о книге «Как закалялась сталь», которую я набирал. И вдруг началась бомбежка. Все выбежали из зала, и я потерял тебя… А когда проснулся, и вправду бомбили. Это я задремал на минутку, сидя в окопе.

— А мне все хочется увидеть тебя во сне, и не получается. И сны у меня всегда какие-то путаные. Нет, один раз увидела, но это было повторением того, что случилось на самом деле. Ты помнишь, осенью около Кочубеевки, когда Славин и ты побежали под огнем наперерез убегающим бойцам? Ох, и испугалась же я! Испугалась за тебя. А командир полка не понял. Посмотрел на меня, засмеялся: «Поглядите-ка, дрожит, как цыпленок!»— «Я не боюсь!» — сказала я ему и отвернулась, чтоб не смотреть в ту сторону, куда вы побежали. А там снаряды так и взрываются… И вот это я как-то раз увидела во сне. Монгол мой, глаза у тебя, лицо — все такое же… Ты такой, каким был и тогда! Только усталым выглядишь. Положи голову мне на колени, засни. Капитан сказал, что пошлет тебя только через час.

Каро добродушно улыбнулся.

— Да нет, я не устал, Анник. А если б и устал…

Анник обняла Каро.

— А как ты думаешь, когда мы победим? Что победа будет — это я твердо знаю, только вот времени угадать не могу. Мне кажется, что ты все знаешь… и что бы ты ни сказал, я поверю!

— Через год! — определил Каро, подумав.

— А почему именно через год?

— Очень далеко они зашли. Вот и теперь, видишь — опять мы остановились.

— А почему?

— Чтоб получше разгромить! — уверенно заявил Каро.

— Я тоже так думаю.

Они снова замолчали, прислушались к орудийной пальбе, к трескотне пулеметов. Каждый из них чувствовал биение сердца любимого.

Словно исчерпаны были все слова, которые они хотели сказать друг другу. Лишь бы дольше длился этот единственный час, который подарил им счастливый случай…

Анник приникла головой к груди Каро. Он огрубевшей рукой гладил ее лоб, прижимался лицом к ее волосам, и сердце у него начинало биться быстрей. Им овладело чувство, напоминающее страх: имеет ли он право быть таким счастливым, когда неизвестно, что ждет его завтра или через час? Он боялся внезапно потерять это большое счастье.

— Знаешь что, Каро… я вое хочу сказать тебе что-то и не могу.

Анник приподняла голову и заглянула снизу в лицо Каро.

— Все хочу тебе что-то сказать… давно собираюсь, да как-то не получается… Со дня гибели Седы эта мысль меня не оставляет… Боюсь я смерти… Очень боюсь! И уж если должна умереть, хотела бы умереть как твоя жена. Не удивляйся… Пойдем к Аршакяну, к командиру полка… скажем, что мы муж и жена… Смешные вещи я тебе говорю? Ты молчишь, ты улыбаешься!..

Каро молча ласкал ее, избегая смотреть в лицо, покрытое лихорадочным румянцем. И вдруг пришло то слово, которое он тщетно искал:

— Не надо отчаиваться, Анник, не надо.

Анник выпрямилась, застыв на месте. Положив руку на голову девушки, Каро ласково повторил:

— Не надо отчаиваться!

И впрямь, разве не выражением отчаяния были сказанные ею слова? Анник бросило в дрожь от этой мысли. Каро еще более вырос в ее глазах. Какую глубокую проницательность проявили Анник, решив, что он «гот самый»…

— Да нет, я не отчаиваюсь, — шепнула она. — Только боюсь за нашу любовь.

Анник прильнула к Каро.

— Боюсь за любовь нашу.

Взволнованный Каро прижал к груди голову девушки и поцеловал ее волосы.

— Не бойся, милая, любовь не убьешь ни пулей, ни снарядом. Есть умные слова, я набирал в одной книге, не помню какой: «Любовь побеждает смерть». И наша любовь победит. Клянусь, победит…

Анник подняла голову, с удивлением и восхищением смотрела на любимого. От скупого на слова Каро она впервые слышала такие горячие слова. Каро с мечтательной улыбкой задумчиво шептал:

— Поженимся, когда вернемся домой, к нашим матерям.

Может быть, в эту минуту он вспомнил свою больную, добрую мать.

Анник опять прижалась лицом к его груди: трудно было выдержать спокойный взгляд Каро. Анник чувствовала его силу. Долго они сидели молча. Вдруг выпрямившись, она заглянула в глаза Каро.

— Прости меня, Каро! Прости!

При свете ракет показались фигуры приближавшихся к блиндажу командира батальона, комиссара и парторга.

Капитан Малышев вручил связному полка пакет с донесением. Отсалютовав по уставу, Каро вышел и почти бегом направился в штаб полка.

Анник казалось, что Каро пробыл с ней не час, а всего один миг, что это был только сон — очень счастливый и очень быстро кончившийся сон…

— Отдохнули бы вы, Анна Михайловна, — предложил Малышев. — Завтрашний день не обещает быть спокойным.

Ираклий постарался удобнее устроить место для Ан-ник: набросал несколько еловых веток и охапку осоки и накрыл сверху своей шинелью.

«Какие добрые, какие славные у меня товарищи!» — думала, засыпая, Анник.

LXII

Как и предполагал Малышев, следующий день оказался не спокойнее предыдущего. С раннего утра фашистские войска предпринимали одну атаку за другой, обрушив бешеный огонь всех родов оружия на переднюю линию нашей обороны.

Окопы полны были ранеными, которых санитары доставляли на пункты первой помощи. Многие раненые сами брели в тыл, согнувшись, с измученными усталостью и бессонницей лицами.