Дети богини Кали - [18]

– Большой гараж, кстати, до сих пор не запирают… – Малколм сказал это как будто бы между прочим и так взглянул на Белку из-под пушистых ресниц, что у неё глухо стукнуло в груди, будто что-то оторвалось, потом упало вниз, в живот, рассыпалось там снопом горячих искр и долгим отзвуком загудело в бедрах.

Едва не вывернув ему руку, она втащила его в сырую влажную тьму. Дверь громко лязгнула, истончилась яркая полоска света с улицы. Резкими, нервными движениями Белка стала сдирать с юноши одежду, покрывая суетливыми поцелуями его плечи, шею, грудь, шепча непрестанно бессвязные междометия:

– О, Всеблагая помилуй меня… Мой… мой! Наконец-то…

– Осторожно только, постарайся не порвать ничего, а то в общаге заметят, – невозмутимо заметил ей Малколм; он немного помог взволнованной девушке, взяв на себя самые непокорные застёжки, его прелестная нагота нежно, словно луна, засеребрилась в полумраке…

– Ты как будто светишься в темноте… – восторженно прошептала Белка, – ты так прекрасен.

– Я замечал, – тихо отозвался юноша, – сначала думал, что мне кажется, а потом стали говорить другие…

Он скромно потупился.

– Не говори мне! – воскликнула она яростным шепотом, – Я не хочу ничего знать о других! Ты мой. Только мой…

Начиная с того дня каждый вечер будто бы ненароком Белка и Малколм отставали от всех, чтобы свернуть в тайный проход между гаражами и недолго побыть вдвоем. Только теперь никто не стоял «на шухере». Она оберегала его репутацию так ревностно, как только могла – не позволяла себе даже мелких вольностей – взять за руку, приобнять – если хоть кто-нибудь мог это видеть.

Их роман продолжался уже больше месяца, когда во время одного из таких тайных уединений случилось непредвиденное: Онки Сакайо, проходя мимо, услыхала престранные звуки, доносящиеся из приоткрытого гаража, ей показалось, что это дерутся коты, и она решила взглянуть.

Лязгнуло железо, жалобно скрипнули петли, Белку и Малколма хлестнуло ярким светом, они зажмурились, и тотчас, инстинктивно отпрянув друг от друга, обернулись.

Онки стояла в проеме двери – чёрная фигура на сияющем белом фоне, в первые мгновения её трудно было узнать.

Соскочив с пятнистого от слезающей краски капота старого автомобиля, Белка подошла ближе. Быстро одернув свою кожаную юбку, она выглядела почти прилично – лишь ярко полыхали щеки и немного растрепались короткие красные волосы. Малколм стоял столбом, растерянно щурясь от света. Спохватившись, он неловко попытался прикрыться руками – некоторые части тела, какими бы красивыми они ни были, не следует выставлять на всеобщее обозрение…

Онки Сакайо никогда ещё не видела раздетого юношу – её глаза широко открылись.

– Хватит греться у чужого огня, чего вытаращилась, извращенка малолетняя, – напустив на себя воинственную наглость, изрекла Белка и заслонила Малколма собой, – топай отседова, покуда зад не нажгли, и ты ничего не видела, тебе показалось, поняла?

– Я-то, может, и слепая, – скрепив руки на груди, со спокойной ехидцей ответила Онки, – или тупая, видела, да не врубилась, а вот Мидж… Она же как рождественскую конфету за вихры тебя подвесит, когда вернётся…

– Если вернётся, – поправила Белка с холодной усмешкой, – Война же… Или не знаешь?

– Ну ты и дрянь, – с удивленной гадливостью произнесла Онки, непроизвольно делая шаг назад, – она же твоя подруга… Вроде как…

– Да что ты об этом знаешь, – с едва уловимой горечью процедила Белка, – иди, иди, и только попробуй пикнуть кому-нибудь…

Онки ушла. В обрушившейся внезапно тишине – даже звуки далёкой сварки смолкли – слышно было, как бранились рабочие – широкие крепкие тётки в серо-синей униформе – в одном из соседних гаражей.

– О, Пречистый и Всеблагая… – горестно прошептал Малколм.

– Не дрейфь, – неубедительно бросила Белка, отвернувшись.

– Тебе-то хорошо, тебе ничего не будет…  Ты девчонка. Вам всё можно…  – с досадой бормотал он, сердито терзая непослушные рубашечные пуговицы.

– Ну, и что ты мне предлагаешь? – почувствовав обвинение, скрытое в его словах, с вызовом обернулась к нему Белка, – убить её монтировкой?

–

На следующие день Малколм подошёл к Онки в столовой: ресницы скромно опущены, аккуратно отглаженная белая рубашка застегнута на сей раз как полагается, под горло, а на груди – как он только не горит на нём, на бесстыднике! – красуется новый модный галстук – бледно-розовый фон расчерчен вдоль и поперёк нежно-серыми двойными линиями.

– Онки, – робко начал юноша.

– Я ничего не скажу, – неприязненно оборвала его она, – иди откуда пришёл, не мешай есть.

– Да я не о том поговорить хотел, – чуть слышно пробормотал он, про Малколма ходили слухи, будто бы он не краснеет вообще никогда, но сейчас… Онки показалось, что на щеках красавчика выступила легкая краска, – Мне сказали, ты обижаешь моего брата, – добавил он более решительно.

– Брата? – Онки едва не поперхнулась, – Что за ерунда? Все дети Норда выведены в рамках проекта «Искусственный эндометрий». Здесь ни у кого нет ни братьев, ни сестер, ни родителей.

– Ты недобрая, Онки Сакайо, – сказал Малколм грустно.

– Я просто люблю правду, – она с ехидной усмешкой покосилась на его воротник.