Дети Бога - [137]

— И тогда все закончится, — прошептала Суукмел, прислонившись к холодной каменной стене башни. Она постаралась не подчеркивать безысходности, звучавшей в ее словах.

— Супаари, он в доспехах, — произнесла София по другую сторону долины от башни Суукмел.

— А я нет, поэтому он свои снимет, — откликнулся Супаари, чьи глаза были спокойны, как серо-голубые камни под неподвижными водами озера. — Биться с противником, который хуже вооружен, — трусость. А Китери не может выглядеть трусом в глазах подданных.

— Это ничего не изменит, — сказала Джалао, стоявшая рядом с Софией и не скрывавшая презрения к этому глупому спектаклю. — В доспехах или без них — результат известен заранее.

— Если б они освободили своих руна, не пришлось бы воевать! — воскликнула Пуска. — Правда на нашей стороне. Почему они упорствуют?

Не сказав больше ни слова, не сделав жеста, повинуясь какому-то внутреннему чувству времени, Супаари оставил их, зашагав вниз по склону к полю боя. Голосом, дрожащим от гнева, Джалао закричала:

— Ты погибнешь зря!

При виде его спины Пуска заголосила, но София прикрикнула:

— Не мешай ему!

И смотрела, как Супаари уходит, а единственный ее глаз затуманивала лишь близорукость.

Это был первый поединок государственного уровня за четыре поколения, и дабы организовать его, потребовалось соединить воспоминания всех оставшихся в Инброкаре знатоков протокола. Руна превзошли себя и чувствовали, что это достойный способ завершить жизнь.

* * *

Такие женщины с детства ощущали удовольствие оттого, что видели своих хозяев должным образом одетыми, правильно украшенными, что крошечные складки лежат аккуратно на широком плече, а драгоценные камни искрятся в надлежащих оправах. Для специалистки по протоколам было радостно сознавать, что она подготовила своего господина к любой новой встрече и поэтому ни одно оскорбление не будет нанесено или получено без умысла. Живые хранилища джана'атской генеалогии, они знали все исторические деяния, сознавали нынешнюю значимость каждого клана и были искусны в советах, как погасить ненужный конфликт иди завязать диспут, который можно повернуть к выгоде их хозяев. Нередко такие знатоки жили дольше рунской нормы, поскольку на воспитание преемников требовались многие годы, но они с готовностью подвергали себя горестям и немощи старости, хотя понимали, что, когда время все же наступит, их жесткое, жилистое мясо будет съедено представителями более низких слоев. Их работа была фундаментом, на который опиралась цивилизация Ракхати.

И теперь — на запруженных улицах и в битком набитых резиденциях последних городов их советы были важнее, чем когда-либо: тут было столько незнакомцев, столько людей, собранных в тесном пространстве! Голодные, растерянные, обуреваемые гневом и страхом, джана'ата набрасывались без предупреждения, разрывая горло любому рунскому привратнику, отказывавшемуся их впустить. У ворот становились специалистки по протоколам, вслушиваясь в рассказы о древних альянсах и решая, кому поверить. Для обороны Инброкара они выбирали лишь лучших из джана'ата: наиболее знатных, представителей древнейших кланов, — а остальных посылали дальше на север, предоставляя выживать, как сумеют.

Сейчас, глядя на огромное войско своих сородичей, они занимали себя зрелищем развевающихся вымпелов и сверкающих доспехов, систематизируя джана'атских воинов по речным рангам, и вместе со своими хозяевами готовились стать свидетелями поединка. Но когда наступил момент для ответной партии бросивших вызов, мятежники не запели — их далекие тонкие голоса, выкрикивающие насмешки, испортили гармонии высоких господ диссонирующим, монотонным единообразием.

На колкости, коими их осыпали соплеменники, собравшиеся на холме, руна-протоколистки не обращали внимания. Свои жизни они посвятили утонченному танцу государственного чинопочитания. Их профессия находилась на грани исчезновения, но царство света и движения эти женщины покинут, сознавая, что выполнили свой долг до конца.

Более прагматичные люди готовились к этому дню по-иному, причем подготовка заняла годы и продолжалась даже сейчас. Некоторые руна прониклись преданностью до самого нутра, и когда она вознаграждалась добротой или хотя бы простой порядочностью, то руна не видели причин покидать своих хозяев.

Поэтому они смотрели на север, гадая, растаял ли уже снег на высоких горах, паковали припасенную еду и делились слухами:

— В горах есть безопасное место.

— С ними живет чужеземец.

— Они никого не прогоняют.

Отставив мускулистые руки, Хлавин Китери ощущал тяжесть верхней одежды — золотая вышивка, сверкающие драгоценные камни, — снимаемой с его плеч. Он не был крупным и не был юным, но часто охотился ради добычи или боролся ради забавы, а сейчас дышал легко и уверенно, пока его доспехи расстегивали, аккуратно складывая на землю. На своих секундантов Хлавин не обращал внимания. Вместо этого он сосредоточился на походке, сложении, запахе противника, приближавшегося к нему с юга и вооруженного лишь тем, чем их обоих снабдила природа: хватательные ступни и массивные руки с рассекающими когтями; тяжелый, мощный хвост; челюсти, способные разорвать горло.