Детектив&Любовь - [4]

— Это кто у вас там? — Я оглянулась на закрытую дверь, за которой как будто и впрямь боевые монгольские кони протопали.

— Это у нас там господин Казанский Адольф… Тьфу, господи, прости! Альберт Семенович с боевыми товарищами по партии, — ответил Петя. — На запись предвыборного выступления пожаловали.

Я спросила, почему почтенный господин, имеющий большую команду верных соратников и желающий распространить владычество на все городское народонаселение, вызывает у студийного народа желание убежать и спрятаться. Коля сказал:

— О! — И приставил ладони к голове, имитируя большие оттопыренные уши.

А Петя сказал:

— У! — И приложил палец к губам. — Тс-с-с-с!

Я вняла предупреждению и сменила тему:

— Ребята, а вчера вы Максима не видели?

— Боже, сколько можно! — Петя вздохнул. — Ну, не видели мы Максима! Ни вчера, ни сегодня! Я вообще его уже неделю не видел — в отпуске был, сегодня первый день вышел.

— Нет, вчера Максим в студии был, — вмешался Коля. — Четко с девяти до шести, как порядочный.

Из дальнейшего повествования выяснилось, что этой четкостью вся Максова порядочность и ограничилась, ибо явился он на работу в состоянии, которое никак не соответствовало устоявшимся требованиям к трудовой дисциплине.

— Голос сиплый, морда опухшая, серая, как у покойника, под глазами мешки, — часто хмыкая, рассказал Коля. — И амбре такое, словно он «Баллантайн» не внутренне принимал, а наружно — в виде утреннего душа!

Я удивленно покрутила головой. Мне, как и всем другим знакомым Смеловского, было известно, что он не употребляет никакого спиртного, кроме виски марки «Баллантайн», но обычно Макс выпивает весьма умеренно.

— Приплелся он, шатаясь, как зомби, точнехонько к девяти, но ничегошеньки за весь день не сделал, — продолжал Коля, откровенно потешаясь. — Завалился на диване в редакторской, укрылся своим любимым немецким пиджаком и продрых до самого вечера.

Глубоко похмельный интеллигент и пижон Смеловский, спящий под вельветовым пиджаком с замшевыми накладками, точно полумертвая лошадь под маломерной попонкой, — это было весьма необычное зрелище, и весь студийный народ не преминул им насладиться. Для репутации Макса это было плохо, а вот для алиби

— очень хорошо. Если Маргарита Андреевна заявит в милицию, у Максима будет куча свидетелей, готовых присягнуть, что мошенническую раздачу слонов и подарков на Зеленой производил не он. Хотя я лично в этом и так не сомневалась — в смысле денежных расчетов Максим Смеловский честнейший человек.

«Извини, дорогая, но ты и в его светлой любви не сомневалась, — справедливо уязвил меня внутренний голос. — А Макс, похоже, пошло кутил с кем-то ночь напролет!»

Настроение у меня испортилось, болтать с ребятами расхотелось. Дождавшись, пока Казанский с его штабс-бандой угнездятся в студии, я выскользнула из телекомпании. И только села в троллейбус, как зазвонил мой мобильный.

— Ин, привет! — затарахтела трубка голосом Дашки Крякиной, бывшей нашей институтской старосты. — Ты не знаешь, как найти Максима Смеловского?

Я подавила рычание, но не смогла скрыть раздражения:

— Ну, тебе-то он на кой черт сдался?! Восемь лет спустя после выпуска!

— То-то и оно, что это касается всего нашего курса! — не дрогнула бронебойная Дашка. — Я всех обзваниваю, только вам с Максом еще не сообщила. Жуткая новость! Ты Витьку Гасовского помнишь?

— Гасовский, Гасовский… — забубнила я. — Нет, не помню! А что?

— А то, что его ночью машина задавила, насмерть! Ты на похороны пойдешь? Я так думаю, мы все должны скинуться на венок. На ленте напишем: «Вите от однокурсников. Мы тебя никогда не забудем!» Правильно?

С учетом того, что лично я однокурсника Витю уже давно и прочно забыла, идти на похороны не имело особого смысла, но от финансового участия в траурном мероприятии я, конечно, не отказалась. Крякина, как всегда осведомленная лучше всех, запоздало поведала о послеинститутской жизни Гасовского:

— Жил бестолково, выпивал, с женой развелся. По специальности ни дня не работал, вел в какой-то артели инвалидов кружок художественной самодеятельности — ну, ты помнишь, он и в институте больше в КВН играл, чем учился.

Я вспомнила, что какой-то Витька в нашей институтской команде действительно был, но не смогла конкретизировать его смутный образ, в чем напористой Дашке не призналась, пообещав непременно передать печальную весть Максиму, как только он объявится. Едва закончив разговор, я вырубила телефон: вдруг еще кого-нибудь из однокурсников посетит оригинальная мысль попытаться разыскать Макса через меня. А я чувствовала, что просто озверею, если еще хоть раз услышу: «Ты не знаешь, где Максим Смеловский?»

За неработающий телефон я получила нагоняй от Дениса. Мой милый сидел у нас на кухне и в темпе «аллегро модерато» поглощал горячий борщ. Перед ним стояла также тарелка с дымящимся вторым, справа сидел, утвердив подбородки на ладошке и умиленно глядя на едока, мой папуля, а слева громоздились судочки с горячим питанием на вынос. Я поняла, что капитан Кулебякин собирается в ночное, и с досадой спросила:

— У родной милиции опять аврал?

— Угу, — заглатывая еду, кивнул Денис. — Казанский потерял жену. Бессонная ночь гарантирована всему личному составу УВД.