Детектив и политика. Выпуск №4 (1989) - [31]

— Знаю! Знаю! Я помню. Это просто рак a rebours[8], который не только не убивает, но, наоборот, воскрешает. Это очень хорошо, это симметрично, это по-гегельянски, — воскликнул Блэк. Его левое веко нервно задергалось, стало похожим на темного мотылька. Впечатление усиливал жест, каким писатель нетерпеливо придержал веко пальцем. Очевидно, этот тик его раздражал.

— Нынешний рационализм — это мода, а не метод, и ему присуща вся поверхностность моды, — сухо изрек Скисс. Он пропустил мимо ушей ироническое замечание писателя. — В конце девятнадцатого века восторжествовало всеобщее убеждение, что в здании реальности в общем все открыто и теперь необходимо, закрыв ставни, составить только опись вещей. Звезды движутся по тем же расчетам, что и части парового двигателя, то же касается и атомов, и всего прочего, вплоть до образцового общества, построенного, как дворец из кубиков. В точных науках эти наивные оптимистические гипотезы давно похоронены, но в рационализме повседневного существования они продолжают процветать. Так называемый здравый смысл состоит в принципиальном игнорировании, замалчивании или высмеивании всего, что не соответствует традиционной концепции мира, "полностью объясненного" в девятнадцатом веке. А тем временем на каждом шагу можно столкнуться с явлениями, структуру которых не понимаешь и не поймешь без применения статистики. Например, чем объясняются прославленная "duplicitus casuum"[9] врачей, или поведение толпы, или циклические флуктуации смысла снов, или случаи, происходящие с вертящимися столиками?

— Ну хорошо. Ты прав, как обычно. Но как ты объяснишь эти происшествия на кладбищах? — мягко поинтересовался Блэк. — Послушав тебя, я понял, что вопрос о "столиках" для меня уже не проблема. Не могу, увы, сказать того же о твоих "воскресших".

Грегори пошевелился на стуле, настолько по душе были ему слова писателя. Он выжидательно смотрел на Скисса, который, утратив возбужденность, поглядывал теперь на них как бы приклеенной к губам улыбкой; углы его узких губ при этом опустились, как всегда, когда он собирался произнести нечто возвышенное; он выглядел одновременно и наивно беззащитным и торжествующим.

— Мак Кэтт недавно продемонстрировал мне электронный мозг, с которым можно объясняться посредством слов. Когда он включил устройство, то по мере нагревания ламп микрофон начал хрипеть, бормотать, ворчать, а потом изрекать бессвязные фразы. Это походило на то, когда слишком медленно крутится пластинка проигрывателя и слышны хрипы, из которых возникает речь или пение, но впечатление было более сильным, ибо машина просто бредила. К этому я был не подготовлен и помню это до сих пор. Такая побочная "жуть" часто затемняет образ. В данном случае морг, трупы представляют шокирующие аксессуары, которые…

— Итак, ты утверждаешь, что с помощью твоей формулы проблема уже решена? — неторопливо поинтересовался Блэк, устремив тяжелый взгляд на Скисса, который сделал энергичное протестующее движение головой.

— Я еще не закончил. Я проанализировал статистически-массовый костяк явления. Анализ отдельных случаев, выяснение процессов, вызывающих движения мертвых тел, требуют дальнейших исследований. Но такая единичная, выборочная трактовка проблемы — за пределами моей компетенции.

— Наконец я понял. Следовательно, по-твоему, тот факт, что множество покойников встает, уже объяснен; загадкой, однако, остается то, почему встает каждый взятый отдельно покойник?

Скисс плотно сжал рот, потом уголки его губ еще больше опустились. Он ответил спокойно, но эта мелкая гримаса означала пренебрежение:

— Существование двух уровней событий — это факт, которого насмешками не устранишь. В большом городе, скажем, каждые пять дней производится выстрел из огнестрельного оружия. Так утверждает статистика. Но, когда сидишь возле окна и пуля разбивает стекло над головой, ты не можешь рассуждать следующим образом: "Выстрел уже прозвучал, следующий будет произведен не ранее, чем через пять дней, поэтому я могу чувствовать себя в безопасности". Ты сообразишь, что напротив появился некто вооруженный, возможно какой-то сумасшедший, и лучше спрятаться под столом. Вот вам наглядная разница между статистически-массовым прогнозом и единичным случаем, только частично от него зависящим.

— Ну а вы как реагируете на такого рода dictum[10]? — спросил Блэк, переводя взгляд на Грегори.

— Ищу преступника, — спокойно ответил тот.

— Ах вот как? Разумеется… разумеется, как специалист по "отдельным случаям". Следовательно, вы не верите в вирус?

— Да нет, верю. Это вирус особого рода. К счастью, у него много особых примет. Он, например, любит темноту и пустоши, поэтому появляется только ночью, в глухих местах. Полисменов боится как огня, видимо, они обладают особым иммунитетом. Зато он обожает падаль, преимущественно дохлых кошек. Кроме того, у него есть литературные интересы, хотя они ограничиваются чтением метеорологических прогнозов.

Стоило видеть, с каким возрастающим весельем писатель слушал Грегори. Его лицо преобразилось, оживилось, когда он начал быстро говорить:

— Эти приметы носят настолько общий характер, что для вашего объявления о розыске мог бы подойти далеко не единственный объект, инспектор. Например, тот, кто забрасывает землю камнями. Метеориты тоже чаще всего падают на пустоши, вдали от людских глаз, вдобавок ночью, а вернее, перед рассветом, в чем проявляется особое коварство, поскольку сторожа, изнуренные ночным бдением, тогда крепко спят. Скисс, если вы его об этом спросите, скажет, что та часть Земли, которая чаще всего подвергается бомбардировке метеоритами, лежит в полосе отступающей ночи, тем самым она являет собой нос нашего "космического корабля", а известно, что на переднее стекло машины всегда попадает больше листьев, чем на заднее. Однако если вам требуется преступник…