Детектив и политика. Выпуск №2(6) (1990) - [84]

— Вот и все, — взмахнул руками Василиск, как бы извиняясь, и снова улыбнулся. Это произвело на публику такое впечатление, что все снова зааплодировали. "Мы прощаем тебя, Василиск”, — раздался женский голос.

Аплодисменты перешли в овацию, откуда-то появились букеты цветов, их бросали на сцену, к ногам членов президиума. Маленькая девочка в национальном украинском костюме, розовошекая, с красными лентами, на вышитом рушнике вынесла на сцену хлеб-соль и, поклонясь, предложила Василиску.

— Да что вы, товарищи, — засмущался он. — Да разве мне, вон ему надо.

И повернулся туда, где минуту назад стоял и ободряюще кивал ему головой Сидоров.

Атташе не было. Никто не понял, каким образом он пропал. Бросились во двор. Дворник дядя Том подметал обрывки бумаги и магнитофонной ленты и напевал свою любимую туземную песню с нецензурными куплетами…

* * *

Следующий день прошел довольно спокойно, в обычном рабочем ритме. Провели собрание на тему "Перестройка и исполнительская дисциплина оперативно-дипломатического состава", на котором посол выступил с ярким докладом, выслушанным с глубоким интересом. Состоялась интересная встреча с представителем трудящихся Острова, простой прачкой Биби Тити, рассказавшей о драматичной борьбе против империализма и неоколониализма (эта беседа легла в основу информационной телеграммы в Центр). Вместе с секретарем партбюро обсудили повестку дня предстоящей научно-практической конференции: "Великий Октябрь и расцвет демократии и социалистической ориентации на Острове". Конференцию задумали провести с размахом и пригласить, кроме иностранных послов, весь кабинет министров, а также Институт Африки и Комитет дружбы и сотрудничества с Островом из Москвы.

Под руководством Вениаминыча были разработаны и отосланы в Москву предложения по ключевым вопросам современной обстановки на родине. "Гласность, гласность и еще раз демократия и перестройка! — повторял он на ежедневных полуторачасовых пятиминутках. — Мы должны непосредственно влиять на весь этот… то есть перестройку".

Предложения Вениаминыч направлял регулярно. Дело это было выгодным. Во-первых, сразу видна инициативность, озабоченность и неотрывность от домашних процессов. А во-вторых, можно написать все, что захочется. Такое время. Никто не возразит. Побоятся, потому что можно ведь и резко ответить, обратить внимание на зажим. Да и постесняются, скажут, что, мол, связываться, пусть пишет.

Ответов на свои предложения Вениаминыч не получал. Что его полностью устраивало.

В тот день был отправлен целый пакет идей: о поправках к Конституции; о законах о кооперации и печати; о проституции и падении нравов в целом; о событиях в Восточной Европе.

"Наша Конституция додержит один фатальный изъян, — упреждал Вениаминыч. — Почему, Опрашивается, территорию республики нельзя изменить без ее ведома, а про территорию всего Союза этого не сказано? Согласен, это и так не очень-то понятно, но на что же тогда мы учили наших уважаемых законоведов с партбилетами в кармане? Они просто обязаны усилить непонятность такого изъяна, подыскать новую формулу, чтобы вообще не возникало вопроса, подобного моему."

"Законы о кооперативах очень вредны, — продолжал он. — Простой трудовой народ жаждет равенства и братства, а какое же равенство, когда шашлык по три рубля за порцию? Кооперативы предлагаю запретить, а их создателей подвергнуть общественно-полезному перевоспитанию."

"Наши журналисты вольничают, — возмущался Вениаминыч. — Пишут что хотят, возбуждают народ якобы отсутствием товаров на полках и талонами на сахар. Некоторые доходят до того, что клевещут на народ и партию! Закон о печати должен крепко ударить по болтунам. Предлагаю первым пунктом записать: "Закон о печати под страхом уголовного наказания запрещает огульную критику общественно-политического строя, действий руководящих органов, высокопоставленных должностных лиц, включая послов". Одновременно ввести соответствующую статью в Уголовный кодекс."

"Очень многие наши беды происходят из-за того, что благодаря газетам развивается проституция и падение нравов. Прочитав статью, девушка начинает торговать телом, а это ведет не только к проникновению буржуазной идеологии, но и к проискам иностранных разведок, которые, как известно, не дремлют. Предлагаю: специальным указом проституцию упразднить, а за падение нравов привлекать к административной ответственности."

"Наконец, о событиях в Восточной Европе, — заключал Вениаминыч. — Наше посольство и местные средства массовой информации с неослабным вниманием следят за этими процессами, которые попахивают реставрацией капитализма и отходом от марксистско-ленинского понимания истории. Предлагаю: к событиям в Восточной Европе относиться сдержанно, с тревогой."

Словом, день был трудный, насыщенный, Вениаминыч чувствовал себя усталым и собирался принять, как обычно, ножную ванну, которую готовила ему все та же красавица Зоя.

И как раз в этот момент принесли первую недобрую весть.

Игорь Петрович Стебнюк, как всегда, в черном и наглухо застегнутом, попросил извинения, что прервал интимную процедуру.

— Только что получили данные, Николай Вениаминович, что на Острове зреет заговор. Хотят Пепе убрать. В основном молодые офицеры. Нити уходят, как обычно, за океан. Устраивают тайные митинги. Пишут прокламации. Между прочим, задевают и нас. Мол, присосались к Острову, снабжаем оружием, забираем продовольствие, и все в таком духе.