Детектив и политика 1991 №4(14) - [22]

В обеденный Перерыв Шарон уселся рядом со м+юй и не спускал с меня глаз. Ни слова не говоря. У меня и так днем с аппетитом неважно, а тут он и вовсе куда-то запропал — хватило только на стакан йогурта. Я высосал его на первой скорости. И, еще не успев проглотить, вскочил с места, лишь бы не видеть эту гадкую морду напротив. Комиссар от комментариев воздержался.

Что же до Бенара, то он по-прежнему хандрит и, кажется, избегает меня. Единственное, что он мне сказал, — это что Клара проболтала с Кристиной по телефону целых два часа и что мое имя прозвучало в разговоре не однажды.

После обеда нас запихали в автобусы и повезли на бульвар Распай — в почетный караул. Для охраны Президента, которому предстояло сперва ехать в Орли встречать какого-то негритянского царька, а потом присутствовать на торжественном приеме в Елисейском дворце. Самолет запоздал на два часа, и все это время мы, застыв навытяжку, мокли под дождем. Стоя в шеренге по краю тротуара. Через каждые пятьдесят метров — полицейский, через каждые сто — жандарм. Завлекательное зрелище!

Наконец президентский кортеж пронесся мимо нас на полной скорости: тридцать секунд, и все дела.

Вздумай какой-нибудь псих забраться на крышу и швырнуть оттуда что-нибудь в президентскую машину, наше многочисленное воинство оказалось бы бесполезным на все сто процентов. Это общеизвестно и, тем не менее, мы продолжаем торчать, как девки на панели. Теперь вам понятно, что мало-мальски здравомыслящего парня могут иногда обуревать сомнения о смысле бытия? И что он рискует в конце концов озвереть от всей этой бестолковщины? Мне лично очень даже понятно.

И не думайте, что наши развлечения на этом кончились!

Не успели мы вернуться в комиссариат, как нам объявили, что перед "Аэрофлотом", на авеню Опера, митингует сотня антикоммунистов — отъявленных и оголтелых. Так что марш, ребята, по машинам, дубинки к бою, каски с собой!

"РСБ-СП!"[20] Это что-то новенькое в нашей практике… Молокососы с бритыми черепами размахивали у нас перед носом трехцветными флагами. Нам было приказано сохранять спокойствие и вмешаться лишь в том случае, если возникнет непосредственная угроза помещению. В результате, только когда радетели за христианский Запад подожгли советский флаг, мы получили команду прекратить этот ералаш.

И мы ринулись выполнять ее весьма отважно, даже с некоторым воодушевлением. Несколько ударов дубинками — и молодчики мигом рассыпались по близлежащим улицам. Минут с десять мы еще слышали их визг и жалкий лозунг, скандируемый шестью-семью голосами: "3а-за-за^:3апад!".. О'кей, ребята, за-за-засуньте себе Запад сами знаете куда!

Пропащий день. И, как назло, он все тянулся и тянулся. Но наконец дотянулся до конца. Я был такой измочаленный, что даже радости по этому поводу не ощутил. Одну только безмерную усталость. И страх, что встреча с Сильвией мне только пригрезилась. И она никогда больше не позвонит. Я торопливо переоделся и помчался к метро.

Было уже поздно, и я испугался, что она звонила и, не застав меня, больше не станет набирать мой номер. Я бросился принимать душ, каждую секунду высовывая голову из кабины, чтобы не прозевать звонок.

Но Сильвия позвонила. Я, весь мокрый, ринулся к столику, где стоял аппарат. С бешено бьющимся сердцем. Судя по голосу, Сильвия была рада услышать меня. Но она явно торопилась и успела только сказать: "Звоню из автомата, здесь полно народу, давайте встретимся в кафе "Селект" на Монпарнасе, поедим… ну, пока!.."

Я едва успел ответить: "Еду!" и со страшной скоростью стал напяливать на себя самый парадный наряд: зеленовато-синие брюки и серый пиджак. Шик да и только!

На улице я схватил такси — редчайшее событие в моей жизни, но — к дьяволу экономию!

Я еще не говорил вам, что живу возле площади Нации и езжу главным образом на метро. У меня есть машина — старая колымага, — но она большей частью стоит в гараже при доме моей матери, в Коломб[21].

Я сразу заприметил Сильвию на террасе "Селекта": ее рыжие волосы горели факелом, озаряя хорошенькое личико.

Дрожа, я поспешил к ней.

Она была не одна!..

Рядом сидел какой-то тип лет тридцати, весьма недурной наружности, это я вынужден был признать. С досады я сбавил скорость. Но все же постарался подойти к столику с радостным лицом.

— Добрый вечер, Люсьен.

— Добрый вечер…

Я не глядел на ее соседа, и ей пришлось представить его мне; лишь тогда я соблаговолил взглянуть на него.

— Это мой приятель, Патрик.

Я небрежно пожал протянутую руку.

— Мы вместе работаем, — продолжала Сильвия, — и вы можете полностью доверять ему.

Кажется, она почувствовала возникшую неловкость. Я сделал над собой усилие. Надо же было доставить ей удовольствие.

— Вы, значит, тоже журналист?

Он как-то странно усмехнулся, перед тем как ответить:

— Ну да… журналист.

Тут как раз подошел гарсон за заказом. Сильвия попросила джин с содовой, Патрик — кружку пива, я — пастис.

Мы молча выпили. Обстановочка была весьма напряженная. К счастью, выдув свое пиво, Патрик встал и распрощался.

— Пока, Сильвия, созвонимся.

Он не пожал ей руку, и это меня огорчило. Значит, обычно они целуются на прощанье.