Детектив и политика 1990 №6 - [127]

Первых начали привозить еще при Сапожнике. Это был период демонстраций, гнева толпы. И все, кого в тот день складывали на кафельном полу госпитального морга, были этой толпой раздавлены.

Потом наступило затишье. И хотя в городе шла стрельба, грохотали танки, а над самыми крышами домов зависали военные вертолеты, ни мертвых, ни даже раненых в госпиталь не поступало. Вскоре выяснилось, что убитых бросали в грузовики и микроавтобусы, а затем отвозили их в неизвестном направлении и там зарывали бульдозерами.

Но вскоре морг вновь наполнился трупами. Их было так много, что они уже не помещались на прозекторских столах, ни в холодильнике, ни на полу. Приходилось складывать штабелями. Ранения были всякие, но у большинства — в голову. Работали снайперы.

Принимая машины с убитыми, майор всякий раз боялся, что увидит здесь кого-нибудь из близких или родных, и всякий раз вглядывался в застывшие лица. Но святой Иона, видно, и в самом деле хранил майора: эти лица были ему не

знакомы. Только однажды сердце его чуть было не оборвалось в пустоту, когда среди груды мертвых детей заметил куртку своего тринадцатилетнего сына. Он перевернул труп мальчика навзничь и облегченно вздохнул, он даже сказал про себя "слава Богу!". Это был чей-то чужой сын. Чужое, не его горе.

С тех пор всякий день, перед тем как завалиться спать хотя бы на пару часиков, майор мыл руки одеколоном. Но стойкий запах мертвых детей не исчезал и преследовал его даже во сне. А сны его были тревожны. И чтобы убить в себе даже сны, он украдкой наливал себе спирта в полиэтиленовые стаканчики. С каждым разом все больше и больше. Теперь он не засыпал. Он просто вырубался.

Спецкор притащил с собой в госпиталь водки. Так они условились с майором по телефону. Еще он взял с собой шесть пачек хороших сигарет — солдатам. В этом городе сигареты и выпивка были для иностранцев вроде пропуска. С ними пускали везде. Чтобы снять свой известный репортаж из подземных лабиринтов Сапожника, ребята из CNN выложили охране два ящика виски "Teacher's", а ребята из ТАСС давали взятки "Столичной". В засекреченном Городе Луны, где еще несколько недель назад люди немели от страха, а наемные филеры писали доносы даже на тех, кто глядит на портреты Сапожника без подобаемого почтения, развязать коснеющие языки можно было только таким вот образом. И это считалось нормальным.

Майор не спал. Прислонившись спиной к холодильнику с яркими наклейками французского Красного Креста и символикой Европейского сообщества, он смотрел по телевизору какую-то английскую мелодраму.

— Ты только посмотри, какие у нее сиськи, — сказал майор усатому капитану в желтом бушлате и с коротким автоматом в руках, когда одна из героинь вошла в ванную комнату, — неужели у всех англичанок такие!

— Ты посмотри, какая ванна, — пробурчал в ответ капитан. — Вот бы мне в такую. Я бы оттуда неделю не вылезал.

— Подожди, — сказал майор, — вот кончится заваруха, заживем что надо. Построишь себе ванну лучше этой. Даже с горячей водой. Будешь в Англию ездить. Там у тебя от таких сисек отбою не будет. Ты был в Англии? — спросил он, заметив Спецкора.

— В Англии не был.

— Я тоже, — вздохнул майор, — я вообще, кроме этого города, не был нигде. Только мечтал. А ведь мне уже скоро сорок. Жизнь прошла мимо. Можно сказать, ее вообще не было…

Мелодрама закончилась. Ее герои рыдали от счастья. Усатый капитан дремал, не выпуская из рук автомата.

— Пойдем, покажу тебе эту старуху, — сказал майор, поднимаясь со стула, — я ее всем показываю.

В люминисцентно-светлой реанимации, на широкой механической кровати, опутанная какими-то проводами, трубками и шлангами, а оттого напоминающая иссохшую бабочку махаона, попавшую в паучьи сети, лежала древняя маленькая старуха. Если бы не слабое попискивание кардиомонитора, отсчитывающего удары ее сердца, можно было подумать, что это — египетская мумия, которую привезли в военный госпиталь для какого-нибудь научного эксперимента.

— Это теща Сапожника, — сказал майор, — ей, кажется, сто два года. А может, и больше. Точно не знает никто.

— Где же вы ее откопали? — спросил Спецкор.

— Ее откопал один врач, — сказал майор. — Ну там, в резиденции на бульваре Весны. Она сидела в каком-то чулане и жевала хлебную корку. Если бы кто-то узнал, что она теща Сапожника, то наверняка убили. Вот этот врач и привез ее в госпиталь… Сперва старуха просила, чтобы ее перевели в госпиталь "Элиас". Это хороший госпиталь. Для партийной элиты. Но я сказал ей, что элиты больше не существует, а ее дочь расстреляна. С тех пор старуха не приходит в сознание.

— Это жестоко с твоей стороны, майор.

— Жестоко?! А разве не бесчеловечно было бежать, бросив свою собственную мать на растерзание одуревшей толпы? Разве не жестоко отдавать приказ о расстреле сотен и тысяч людей, у которых ведь тоже, наверное, были отцы и матери. А потом… она бы все равно об этом когда-то узнала.

— Как сказать… Ты же знаешь, что для родителей нет большего горя, чем хоронить своих детей.

— Это верно, — согласился майор, — но здесь не тот случай. Нынешней зимой большинство родителей только этим и занимались. Почему же только они… Должна ведь быть хоть какая-то справедливость.