Детектив и политика - 1989. Выпуск 1 - [39]

— Да ну?

— Да, сэр, но на следующих условиях: первое, они должны были каждый год выплачивать императору дань в виде одного, — он поднял палец, — сокола в знак того, что Мальта остается собственностью испанской короны; второе, после их ухода с Мальты она должна была возвратиться под юрисдикцию Испании. Понимаете? Он отдал им Мальту, но только чтобы жить самим; ни подарить ее, ни продать они не могли.

— Ясно.

Толстяк обежал взглядом все три закрытые двери, пододвинул свое кресло на несколько дюймов ближе к Спейду и снизил голос до хриплого шепота:

— Вы имеете хотя бы самое общее представление о невероятных, неисчислимых богатствах ордена в то время?

— Если я не ошибаюсь, — сказал Спейд, — они тогда неплохо устроились.

Гутман улыбнулся снисходительно.

— Неплохо, — это мягко сказано. — Он перешел на еще более тихий и более мурлыкающий шепот. — Они купались в богатстве, сэр. Вы не можете себе этого представить. Никто из нас не может этого представить. Многие годы они грабили сарацинов и награбили несметные сокровища — отборный жемчуг, драгоценные металлы, шелка, слоновую кость. Вы же знаете, что священные войны для них, так же как и для тамплиеров, были прежде всего делом наживы. Итак, император Карл отдал им Мальту, взамен потребовав чисто символическую плату — одну скромную птичку в год, — продолжал Гутман. — И было ли что-нибудь естественнее для этих непередаваемо богатых рыцарей, чем подумать о том, как лучше выразить свою благодарность императору? И они, сэр, об этом подумали. Кому-то из них пришла в голову счастливая мысль вместо одной скромной живой птички послать Карлу в качестве платы за первый год роскошного золотого сокола, с головы до ног украшенного самыми лучшими драгоценными камнями из хранилищ ордена. А они — не забывайте, сэр, — были владельцами самых крупных сокровищ в Азии. — Гутман перестал шептать. Его вкрадчивые темные глаза внимательно изучали спокойное лицо Спейда. — Ну, сэр, что вы об этом думаете?

— Пока ничего.

Толстяк самодовольно улыбнулся.

— Это исторические факты не из школьной истории, не из истории мистера Уэллса, но все же из истории. — Он наклонился вперед. — Архивы ордена с XII века и по сию пору находятся на Мальте. В них, конечно, не все сохранилось, но они содержат не менее трех, — он выставил три пальца, — прямых или косвенных ссылок на драгоценного сокола. В книге Ж. Делавилля Ле Ру «Архивы ордена св. Иоанна» есть ссылка на этого сокола, пусть косвенная, но все же ссылка. В неопубликованном — из-за незавершенности вследствие смерти автора — дополнении к «Происхождению института духовно-рыцарских орденов» Паоли ясно и недвусмысленно приводятся все те факты, о которых я вам только что рассказал.

— Прекрасно, — сказал Спейд.

— Прекрасно, сэр. По приказу Великого Магистра ордена Вилльерса де л'Иль д'Адана турецкие рабы сделали эту драгоценную птицу в замке святого Анджело, и вскоре ее отослали Карлу, который в то время находился в Испании. Галерой, которая везла птицу, командовал член ордена французский рыцарь Кормье или, по другим источникам, Корвер. — Его голос снова опустился до шепота. — До Испании птичка так и не долетела. — Он улыбнулся, не разжимая губ, и спросил: — Вы слышали о Барбароссе, Красной Бороде, Каир-ад-Дине? Нет? Это знаменитый предводитель морских пиратов, обосновавшийся в то время в Алжире. И он, сэр, захватил галеру и забрал птицу. Птица попала в Алжир. Это факт. Французский историк Пьер Дан приводит его в одном из своих писем из Алжира. Он писал, что птица находилась в Алжире более сотни лет, пока ее не увез оттуда сэр Фрэнсис Верней, английский авантюрист, который какое-то время плавал с алжирскими пиратами. Может, это и неправда, но Пьер Дан верил в это, и для меня этого достаточно.

В книге леди Фрэнсис Верней «Мемуары семьи Верней в XVII веке» птица не упоминается. Я проверял. И совершенно определенно, что, когда сэр Фрэнсис умирал в мессинской  больнице в 1615 году, сокола у него не было. Он разорился вчистую. Но, сэр, нет никакого сомнения в том, что птица оказалась в Сицилии. Там она в конце концов стала собственностью Виктора Амадея II вскоре после его коронации в 1713 году и была одним из его свадебных подарков невесте, когда он женился в Шамбери после отречения от престола. Это факт, сэр. Сам Карутти, автор «Истории царствования Виктора Амадея II», подтверждал его.

Может быть, они — Амадей и его жена — взяли птицу с собой в Турин, когда он попытался вновь занять престол. Но как бы то ни было, в следующий раз она появляется уже в руках испанца, который участвовал во взятии Неаполя в 1734 году, — отца дона Хозе Монино-и-Редондо, графа Флоридабланки, главного министра Карла III. Нет никаких причин сомневаться, что она пробыла в этой семье, по крайней мере, до конца Первой Карлистской войны в 1740 году. Затем она объявляется в Париже как раз в то время, когда туда из Испании бежали многие карлисты. Один из них, видимо, и привез ее туда. Неважно, кем он был, ибо совершенно ясно, что о ее истинной ценности он и понятия не имел. Во время Карлистской войны птицу из предосторожности покрыли каким-то составом, после чего она превратилась в обыкновенную черную статуэтку. И в этом обличье, сэр, она целых семьдесят лет переходила в Париже от одного дельца к другому — глупцы не понимали, с каким сокровищем они имеют дело.