Детектив и политика - 1989. Выпуск 1 - [158]

В Толстовский фонд они опоздали. Бюро закрылось. Путь назад был кошмаром, каковой они постарались преодолеть поэтапно, улица за улицей. Туфли натерли кровавые пузыри на Елениных щиколотках, и, очевидно, каждый шаг причинял ей боль. Он сказал ей утром, чтобы она надела удобные туфли, но, разумеется, Елена не могла себе позволить явиться в публичное место не на каблуках. Может быть, понимая свою вину, она молчала и больше не жаловалась. Он думал о том, что он один бы прошагал через город быстро и весело и увидел бы множество интересностей. С Еленой же он видел только Елену. Она думала, что одна она нашла бы способ, как доехать до отеля. Остановила бы автомобиль. Например, этот черный «мерседес», за рулем которого сидит седоусый симпатичный мужик в черном костюме и при галстуке…

Когда они вышли на финишную прямую — на Мария Гилферштрассе уже горели фонари. Витрины магазинов были ярко освещены холодным дневным светом, и, нагие и прекрасные, покоились в витринах все удовольствия свободного мира. Поросенок, обложенный листьями салата, помидорами и огурцами. Ветчина. Знаменитые венские пирожные. Бижутерия, камни голубые и зеленые, оправленные в золото и серебро. Английские шляпы. Австрийские шляпы. Пальто для фрау и фройляйн. Пальто для герров: для адвокатов и докторов. Пальто попроще: для водопроводчиков, трубочистов и сталелитейных рабочих. Автомобиль «фольксваген» медленно вращался под стеклянным колпаком. В автомобиле помещалась ярко одетая пара молодых манекенов. Он, в клетчатой кепке, сжимал руль, она, разметав рыжий парик по плечам, прижималась к нему. Деревянные лица манекенов пылали от невозможного восторга. За двадцать минут домчит «фольксваген» пару от «Сохнута» до Толстовского фонда и за двадцать пять — до отеля…

Менеджерша материализовалась из клубов сигаретного дыма, когда они проходили мимо комнаты-офиса. Как будто поджидала их. Из-за ее плеча высовывалось личико ухмыляющейся подружки. В глубине офиса светилась, как фонарь сквозь туман, настольная лампа. Под лампой стояла бутыль не то виски, не то шнапса, очевидно доселе развлекавшая подружек. И два сосуда.

— Гуд ивнинг, — сказала вежливая Елена.

— Гутен абенд, — сказала менеджерша. И выдала фразу, значение которой, разумеется, не было понято ни Еленой, ни ее супругом.

— Что она сказала? — спросил он.

— Понятия не имею, — Елена сделала несколько шагов по направлению к их комнате. Он тоже сделал шаг.

— Хальт! — сказала менеджерша. — Хальт! — Он понял. В старом отцовском самоучителе немецкого языка, еще военных времен, называемом «Памятка воину», солдат обязан был, нацелившись «Калашниковым» в немца, крикнуть ему: «Хальт! Хэндэ хох!» Он остановился.

— Мани, — сказала менеджерша. — Аржан! Гелд!.. Ан, цвай, драй… — она загнула три пальца. Он покачал головой. — Не понимаю! — Хотя уже начал понимать.

Менеджерша обратилась к подружке с длинной фразой, во время произнесения которой она несколько раз с презрением взглядывала на пару. Затем вдруг протянула руку и, похлопав его по накладному карману плаща, вскричала:

— Мани! Аржан! Денга! Гелд… юдэн!

— Толстой фонд… — выдавил он. — Завтра. — И пошел за Еленой. Менеджерша еще кричала им вслед, и в злых фразах он различил опять лишь два слова: «Гелд!» и «Юдэн!».

Бросившись на постель, Елена сказала:

— Ты понял? Эта стерва принимает нас за евреев. Она хочет, чтобы мы заплатили за отель. Она уверена, что у евреев всегда есть золото. — Елена подняла руку и поглядела на свои красивые кольца. — Стерва наверняка была надзирательницей в Аушвице или Треблинке.

Обнявшись, они вскоре уснули, и обоим приснился один и тот же сон. Сергей Сергеич в портупеях и сапогах, с ТТ на бедре едет, сияя золотыми погонами, в открытом «опеле» по Мария Гилферштрассе, а они сидят рядом с ним. Дети военного коменданта. Из дверей отеля выбегает менеджерша и, плача, бежит рядом с «опелем», умоляя ее пощадить.

В последующих изданиях редакция ДиП предполагает продолжить публикацию произведений Э. Лимонова.

Лев Каменев Фрагмент речи на XIV съезде ВКП(б)

Политика гласности и демократии, провозглашенная М. Горбачевым, позволила нам опубликовать фрагмент из выступления члена Коммунистической партии Советского Союза тов. Каменева, являвшегося членом ЦК и Политбюро с 1917 по 1927 год, на XIV партийном съезде в 1925 году, когда он и товарищи Зиновьев, Крупская, Евдокимов и ряд других ветеранов партии были названы «ликвидаторами», «аксельродовцами», «пораженцами».

Многое в речи тов. Каменева сейчас понятно лишь историкам, и поэтому мы не приводим ее целиком. В каких-то своих позициях он — вольно или невольно — помог Сталину уничтожить нэп и обвинить в «правом уклоне» Бухарина, что предшествовало чудовищной «массовой коллективизации».

Каменев произносил свою речь, прерываемый истериками «подсадных», сбиваемый бесконечными выкриками из зала, но он закончил и — как показала История — закончил провидчески.

…Я не буду касаться вопроса о том, принадлежит ли к большевистским орудиям политической борьбы метод опорочивания отдельных товарищей, если даже тов. Бухарин счел необходимым повторить прием, знакомый партии, — прием напоминания о наших октябрьских ошибках, то в дальнейшем эти темы и эти методы, вероятно, будут разработаны очень широко…