Десятый праведник - [47]

Донован опять остановился, прислонившись к стене, чтобы дать отдых больной ноге, и скрестил руки на груди.

— Трудный вопрос, — сказал он. — Попытаюсь ответить на него коротенькой притчей. Представь себе, что разразилась ядерная война. Но в результате войны погибло не все, что-то осталось, ну, допустим. Через много, много лет после Апокалипсиса где-то в руинах среди джунглей родился дикарь. Однажды, бродя среди деревьев, он наткнулся на странную пещеру с прямоугольным входом. Хорошая пещера, удобная, сухая… со множеством красных кнопок на стене. Дикарь устроился в пещере и жил там в свое удовольствие — насколько это возможно в подобных обстоятельствах. Ходил на охоту, разжигал огонь, жарил мясо. Но проклятое любопытство не давало ему покоя. Его мучил вопрос: а что будет, если нажать на эти красные кнопочки? Наконец не выдержал. Нажал. И пришел конец. Ни дикаря, ни кнопочек, ни пещеры… ни белого света! Ну, Ник, и кто, по сути дела, уничтожил мир? Может быть, дикарь? Абсурд! Сколько бы он ни махал своим каменным топором, он ничего страшного не мог бы сотворить с земным шаром, кроме как выкопать яму. И все же это сделал он. Нет, ничего не говори! Допусти лишь, на миг допусти, что все мы живем на красной кнопке Вселенной.

Николай размял плечи. Когда он собрался с мыслями, чтобы ответить, голос его прозвучал тихо и неуверенно:

— Ты… хочешь связать Коллапс всей Вселенной с неизмеримо более мелкой величиной — человеком. А доказательства?

— Да, конечно, доказательства… О том же твердит и один мой очень умный знакомый. Только иногда аргументы стоят меньше, чем сами вопросы. Не веришь? Тогда подумай над тем, что этот самый знакомый называет «принципом симультанности», иными словами — над тем странным фактом, что куда бы ни заглянули астрономы, они видят, что повсюду на звездах происходят одни и те же катастрофические изменения… Ну, я с тобой досюда. Зайду к Мишину и возьму лошадь. До свидания, Ник. Приятных снов.

Отец Донован кивнул, свернул направо за угол и, прихрамывая, пошел вверх по рю де Виктоар. Глядя на удаляющуюся спину, Николай постоял на перекрестке. Улыбнулся. До сих пор ему ни разу не удавалось выиграть спор со священником, да и в будущем вряд ли удастся. Донован умел закончить разговор в самый невыгодный для противника момент, что постоянно приводило в бешенство Мишина.

Небо светлело. Поеживаясь от холода, он свернул налево. Через несколько минут он наконец будет дома. С боковой улочки послышался стук колес и на рю де Виктоар выехала телега молочника. Он махнул рукой и прокричал:

— Доброе утро, Гюстав. Дай головку сыра из тех, что поменьше.

Молочник ослабил уздечку, подождал, пока лошадь остановится, и повернулся к нему.

— Шесть франков.

Николай сунул руку в карман, набитый банкнотами. Порылся, нащупал подушечками пальцев какую-то маленькую бумажку и вытащил. Потертая оранжево-коричневая банкнота достоинством в один рубль. Хотел сунуть обратно. Не жмись, подумал он, всю ночь денежными проблемами занимался, хватит на сегодня. И решительно протянул рубль молочнику.

Гюстав взял бумажку. Поднес ее к близоруким глазам, внимательно рассмотрел и вернул пренебрежительным жестом.

— Убери этот мусор, приятель. Я же сказал, шесть франков, или ты не расслышал?

— Постой, постой, — успокаивал его Николай с чувством превосходства. — Этот, как ты выразился, мусор, стоит, по меньшей мере, сто двадцать франков. Или ты не знаешь, что прошлой… нет, позапрошлой ночью у старого Розенхайма сгорел дом?

Молочник смерил его взглядом с головы до пят.

— Представь себе, знаю. И еще знаю то, чего ты, похоже, не знаешь. Ночью Розенхайм продавал рубли, как бешеный. Через подставных лиц. — Гюстав рассмеялся, потом смех перешел в болезненный сухой кашель, и на глазах выступили слезы. — Хорошие… хорошие денежки, должно быть, поимел… от этого пожара.

Николай вынул пачку, нашел десять франков и молча заплатил. Он так устал за ночь, что даже удивляться не было сил. С маленькой головкой сыра он пошел дальше. За его спиной телега Гюстава опять загрохотала по брусчатке. Банкноты оттопыривали карман его брюк. «Утром куплю Мишину бутылку водки, — пообещал он. — Самую лучшую из тех, что найдется на черном рынке».

Старый шестиэтажный дом на рю де Виктоар в эти утренние часы выглядел мрачно со своей облупившейся штукатуркой, с неприличными надписями на стенах и выбитыми на нижних этажах стеклами. Не спеша, Николай подошел ко входу, приостановился, обругав себя за неосмотрительность, и вынул пистолет. В темных коридорах осторожность никогда не повредит.

На сей раз, кажется, все в порядке. Не видно ни наркоманов, ни алкоголиков, ни мелких жуликов. Только неприятный запах в коридоре намекал, что недавно кто-то заскакивал сюда справить нужду. С пистолетом в руке Николай поднялся по грязным ступеням мимо зияющих дверных проемов разграбленных квартир. Кроме него, в доме жили только две семьи, но они жили выше. Всеобщая нестабильность заставляла людей искать спасения в высоте.

На четвертом этаже он остановился и полез в карман за ключами. Новые вмятины на железной двери свидетельствовали о чьей-то неудачной попытке залезть в квартиру. Дураки, пожал плечами Николай. Там нет ничего ценного, а железная дверь — не более чем защитная мера против нашествия вандалов. Хорошо еще, что не залепили какую-нибудь из трех замочных скважин. Два года назад это создало ему немалые проблемы.