Десятая планета - [2]

Погрузившись в свои мысли, академик не сразу сообразил, что за окном слышатся какие-то странные звуки: как будто джаз, настраивая инструменты, приближается к самым стеклам.

— Что такое? — пробормотал академик.

Сунув карандаш в карман, он шагнул к окну и раздвинул портьеры. Густая тьма казалась черной, будто стекла нарочно замазали чернилами. Академик приблизил лицо к холодному стеклу. В то же мгновение ослепительный свет, как молниеносный бриллиантовый поток метеоров, на секунду озарил то, что было скрыто непроглядной тьмой.

Как в солнечный полдень, совершенно ясно увидал академик знакомый институтский двор и величественное здание обсерватории с широким куполом, вершины оголенных деревьев и внизу за ними неповторимые очертания родного города. Тут же, под самым окном, увидал он влажный асфальт площадки, часть подъезда и зеленоватый силуэт маленькой сигарообразной автомашины. И снова все погрузилось во тьму. Ошеломленный неожиданностью, академик отшатнулся и закрыл портьеры. Он сделал усилие, чтобы овладеть собой, и медленно расправил странно застывшие пальцы. Хронометр показывал одиннадцать часов сорок четыре минуты.

За спиной академика растворилась дверь, и кто-то вошел в кабинет.

— Это вы, Татьяна Юрьевна? — спросил академик, не оборачиваясь. Он был еще во власти пережитого волнения.

— Нет. Это я, — ответил незнакомый голос.

Академик быстро обернулся.

— Кто? Кто вы?

В полумраке кабинета, слабым контуром вырисовываясь на фоне двери, стоял стройный, высокий человек.

II

— Простите, — произнес вошедший вежливо. — Здесь ужасно темно. Немудрено, что вы меня не узнали, Михаил Сергеевич. Это я, Юра.

Вероятно, человек повернул выключатель, потому что свет люстры озарил кабинет и красивые отсветы заиграли на шкафах красного дерева и на гравюрах.

— Я Юра, ваш ученик… Добрый вечер, — поклонился человек и улыбнулся молодой конфузливой улыбкой.

Академик раскрыл руки в широком приветственном жесте.

— Юрочка? — воскликнул он. — Вы? Юрий Кичигин? Лучший из моего аспирантского созвездия 1941 года?

Они обменялись крепким рукопожатием. Академик, взволнованный неожиданным визитом, суетился, не зная, куда лучше усадить дорогого гостя.

— Каким образом? Сразу, как космический вихрь! А, признаться, я вас и любил за ваши порывы. Мне всегда казалось, что ваш жизненный путь описывает очень интересную параболу в пространстве и времени. Ну, милый Юриссимус, садитесь в кресло и повествуйте. Как вы молодо выглядите, удивительно…

Да, Юра совсем не изменился. На его таком милом и знакомом лице не было ни одной морщинки. У Юры был такой же, как и раньше, безукоризненный пробор, крахмальный воротничок был повязан тем же синеватым галстуком в полоску, а серый изящный костюм был давно знаком академику.

Юра самым вежливым образом подождал, пока академик первый опустился в глубокое кожаное кресло около шкафа, и потом тоже сел.

Академик видел, что темные глаза Юры смотрят него с каким-то особым выраженном надежды и просьбы, и произнес:

— Повествуйте…

Юра поправил галстук.

— Меня привело сюда чрезвычайное обстоятельство. Я к вам с большой просьбой…

Академик нетерпеливо повернулся в кресле.

— Любую вашу просьбу выполню, но сначала расскажите, где вы пропадали. Только подумать!.. Я с Кичигиным вожусь как с будущим преемником по кафедре. За сочинение по теории звездных потоков Кичигин получает золотую медаль. Вдруг мысли Кичигина начинают описывать какую-то сложнейшую параболу, и он придумывает новую гипотезу[1] происхождения планетной системы. А потом, разбив вдребезги теории Джинса, Ресселя и Эдингтона[2], Кичигин вдруг внезапно исчезает, даже толком не объяснив никому куда… То ли на Памир, то ли в Тибет…

— Я все время был на Алтае, — скромно ответил Юра.

— Хорош, нечего сказать! — усмехнулся академик. — В отшельники записался? В мечтатели? А я без вас тут, как без правой руки. Надо было восстанавливать обсерваторию. Проклятая немчура подсобные помещения взорвала, инструментарий разграбила… И такие негодяи — библиотечными документами печки топили!.. В здании, где ваша лаборатория была, помните, рядом с меридианным кругом, гитлеровские обезьяны, чорт[3] их побери, устроили не то свинарник, не то конюшню…

— Знаю, — отозвался Юра.

— Но мы за эти годы времени не теряли. Завтра покажу вам, чего мы тут настроили. Ахнете…

— Я ведь тоже строил, только в другом месте. О моей поездке на Алтай я не имел тогда права особенно распространяться. Алтайская высокогорная обсерватория построена мною. Вы, конечно, читали мои статьи… Профессор Кричигин…

— Что? — изумился академик. — Кричигин? Переменили фамилию?

— Да. Вернее, уточнил правописание, исправил ошибку паспортиста. Мой отец носил фамилию Кричигин. Только после войны и узнал о его геройской смерти на фронте, и я… вы понимаете…

Полузакрыв глаза, академик вспоминал:

— Да, да… Я статьи ваши читал, но не одобрил. Вы не только мечтатель — вы фантазер. Вижу, вы сейчас мне скажете, как и тогда, на экзамене, что в каждой гипотезе имеется элемент фантазии. Элемент, благодетель, а не основа. Нюанс, а не корень!.. Ну, да ладно, теперь слушаю вас, профессор.