Десять железных стрел - [41]

– Слишком, твою мать, ты хороший, Мерет, – голос Синдры упал, как и ее клинок. Она толкнула Сэл на пол и убрала меч в ножны. – Слишком, твою мать, хороший…

Мерет выдохнул.

– Знаю, это тяжело, но…

– И слишком, твою мать, тупой.

Теперь Синдра черной тенью нависла уже над Меретом. Злость, страх, все ушло – остался лишь жесткий, как кремень, взгляд и низкий, скрипучий голос.

– Какую бы клятву ты ни принес, какие обещания ни дал, что бы там ни надумал, что должен делать, – прохрипела Синдра, – она того не стоит. Она не стоит того, что намеревается сделать, и не стоит этого города.

Синдра подняла руку. Мерет сцепил зубы.

– Я просто надеюсь… – Она сжала его плечо. – Надеюсь, ты это понимаешь.

Она не сказала больше ни слова, не бросила ни взгляда. Резко развернулась на пятке протеза и протопала наружу.

И лишь когда захлопнулась дверь, Мерет осознал, насколько крепко он стискивал бутылку.

Он посмотрел на лежащую на полу Сэл. Та уселась на задницу, потерла синяк на ребрах и глянула в ответ.

– Из какой, говоришь, ты части Империума?

– Я не говорю.

– А в «Я-не-говорю» тебя не учили помогать дамам встать?

– Ты можешь встать сама, – заметил Мерет. – И ты могла ее остановить.

– Она держала у моего горла клинок.

– Да. И отвела от тебя взгляд. Ты видела ее колено. И могла…

– Выбить ей сустав, ага, – закончила Сэл. – Протезы такой удар не держат.

– Она бы упала, – Мерет сглотнул ком. – Ты могла ее убить.

Сэл удерживала его взгляд еще мгновение, а потом поднялась на ноги. Отряхнула одежду. Снова потерла синяк. И похромала обратно к столу.

– Могла, ага, – отозвалась она. – Предпочел бы?

– Нет! Но… почему ты не стала?

– Потому что у нее была хорошая причина убить меня.

– Значит… ты правда направила сюда солдат?

Миг холодной тишины.

– Нет.

И холодное слово.

– Но в том случае она была готова меня убить, – продолжила Сэл, усаживаясь в кресло. – Я не могла у нее такое отнять.

– Это… – Мерет покачал головой и, откупорив вино, наполнил стакан. – Это не имеет смысла.

– Когда ты приходишь в этот мир, у тебя есть имя – и больше ничего. Все остальное – деньги, кровь, любимых людей – ты зарабатываешь. – Сэл взяла стакан и уставилась в него. – И ты их теряешь. Но у всех есть только одна причина, то единственное, за что они сражаются, за что убивают. И когда ты уходишь к черному столу… у тебя остается лишь эта причина.

Сэл поболтала вино, потом от души глотнула.

– Если отнимешь ее, то отнимешь все и отправишь человека из этого мира ни с чем. – Она закрыла глаза. – А я сегодня сделала это уже предостаточное количество раз.

Мерет молча сидел. Сэл осушила бокал, причмокнула.

– А что это вообще было? – поинтересовалась она.

– Кармин Катамы, – ответил Мерет. – Выдержанный.

– Ха. – Сэл потянулась к бутылке, налила еще. – На вкус как жопа скунса.

8. «Снегирь»

– Их была по крайней мере дюжина. Кружили вокруг меня как волки, а их клинки блестели в лунном свете аки клыки.

Эрет Кропотливый был человеком гордым.

– Позади меня съежилась дева, и ее крики утихомирила лишь моя вселяющая успокоение сталь, обнаженная между ней и врагами.

Плотный, с мышцами, которые медленно, но верно превращались в брюхо, и несколькими приличными шрамами – можно подумать, что ему таки есть чем гордиться. Высокий, крепкий, храбрый…

– Я всмотрелся в их глаза, одному за другим, и прошептал своему клинку: «Сегодня… сегодня мы станцуем багровый вальс».

А еще громкий. Капец, мать его, громкий.

Именно потому, несмотря на то, что я сидела аж на другом конце небольшой таверны под названием «Снегирь» и изо всех сил пыталась делать вид, что не слушаю, я слышала каждый пропитанный самоудовлетворением слог, капающий с его губ вместе со слюной. Когда, впрочем, эти упомянутые губы не были заняты поглощением дешевого вина из дешевого же бокала.

Тело Эрета было слишком большим для его потрепанной одежды, улыбка – слишком тупой, чтобы шрамы его красили, вино – явно слишком крепкое, чтобы глотать его в таких количествах. Он выглядел, воспринимался на слух и – я, конечно, удивлена, что могла почуять аж со своего места – вонял, как куча пьяных хвастунов, которых мне уже приходилось дубасить.

Вот так глянешь на него – и никогда не догадаешься, что он был ключом к свержению держав.

Что, думаю, имело смысл.

В конце концов, херовым он был бы революционным шпионом, если бы выглядел как оный.

Эрет продолжил плести свою байку в винном угаре, перекрывая громогласным голосом низкий гул остальных гостей таверны, но внимать я перестала. Причиной тому было сомнение, что смогу услышать словосочетание «багровый вальс» еще раз и не выброситься в окно.

А еще потому, что моей работой было следить, а не слушать.

Война в Долине, может, и кончилась поражением Великого Генерала, но как скажет любой революционный солдат, сокрушительная кровавая война, в которой тысячи и тысячи твоих товарищей погибли жуткой смертью – это вовсе не повод сдаваться. Даже будучи буйнопомешанным, жадным до власти жестким тираном, Великий Генерал – не дурак.

Когда пушки не сумели разжать имперскую хватку на Долине, он перешел на более деликатные методы.

– Дзынь! Вжух! Мы пустились в кровавый пляс, и каждый шаг той нелегкой ночью стал мерцанием рубина!