Десять тысяч лет в ледяной глыбе - [26]

С другой стороны, его уже ставшее привычным восхищение увиденным получило тяжелый удар во время посещения музея доисторических времен.

Нагромождение собранных там несообразностей, изученных и прокомментированных со свойственным придуркам или невеждам апломбом, все эти абсурдные попытки воссоздания прошлого внушили ученому естественное предубеждение против всех чудес, которые предстояло вскоре увидеть.

Система межпланетных сигналов, сделанная пусть и с инженерной выдумкой, оказалась странным образом устаревшей, истинно китайской, учитывая огромное количество обслуживающих ее людей.

Насколько больше пришлось бы по душе этому смельчаку, не отступавшему ни перед чем, если бы такая оригинальная и грандиозная операция проводилась при помощи астрального[145] магнетизма, электричества или силы притяжения.

В течение многих часов он листал архивы Обсерватории, припадал к окуляру громадного телескопа и в который раз убеждался, что сигналы действительно поступают с Марса.

Так как соотечественники Большого-Пожилого-Господина вложили в расшифровку посланных сигналов столько же смекалки, сколько и в определение назначения старинных предметов, история Марса должна была предстать перед землянами в таком же неудобоваримом виде.

В то же время эти существа, отлитые в одинаковых опоках, эти большеголовые тишайшие эрудиты обладали привилегией, делавшей их действительно высшими творениями природы по сравнению с людьми поры господина Синтеза. Вот откуда горечь, которую он не мог превозмочь, — собственная телесная немощь становится все нестерпимей, ставя его передвижение в зависимость от чужой воли.

Подумать только — существа, наделенные таким чудесным даром, таким мощным биополем[146], так бессмысленно транжирили себя.

А ведь каких вершин они бы достигли, найдя применение силам природы, изобретя умные машины, заставив их служить себе. Вместо того чтобы заставлять сотни тысяч человек вертеть туда-сюда белые и черные тряпки, довольно было бы и тысячи рабочих, снабженных несколькими километрами железной проволоки да нехитрой аппаратурой, которую применяли еще в девятнадцатом веке для складирования газетных листов!

Они что, не слыхали о высоковольтных электропередачах?

Ученый все более и более чувствовал себя Человеком Допотопным, он сопоставлял прошлое и настоящее, и не всегда сравнение выходило в пользу последнего.

Ах, если бы только не левитация, не эта замечательнейшая штука!

Кем стали бы эти кудесники-церебралы, если подобно их доисторическим предкам, оказывались бы привязаны к земле и лишены своей несравненной психической силы?!

Однако господин Синтез не бурчал и не сетовал, а ради продолжения кругосветного путешествия решил держать упреки при себе — ведь ему предстояло и дальше зависеть от воли хозяев, в распоряжении коих он находился теперь постоянно и которые мчали его на головокружительной высоте.

Не так уж и досаждала ему невозможность ни на секунду уединиться, посмотреть что-либо самостоятельно, одобрить или раскритиковать увиденное.

Разве же не справедливо, Бог мой, удовлетворить его вполне естественную любознательность! А то как бы он, только слегка пресытясь открывшейся ему новой действительностью и досадуя на свою неполноценность, не возжелал бы снова обрести покой и забвение в своей тысячелетней ледяной глыбе…

…Тут Тай Ляое сладчайшим голосом, чья приторность уже начинала раздражать, объявил, что пора в путь-дорогу. Группа летунов, появлявшаяся всегда вовремя, как появляется хор в античной трагедии всякий раз, когда надо подать реплику, выслушать признание, прославить героя или проклясть злодея, немедленно сообщила о готовности возобновить коллективные усилия и перенести Сьен-Шунга в любой, даже самый отдаленный район.

Снова он очутился в руках окружившей его группы, и по знаку Тай Ляое все тронулись в путь, предварительно спросив Сьен-Шунга, быстро или медленно он предпочтет путешествовать.

— Перенесите меня туда, где находится континент, вернее, земля, чье возникновение на фундаменте из чрезмерно разросшихся кораллов я когда-то предсказал. Я пристально изучал этот регион и не прочь ознакомиться с его нынешней конфигурацией.

Произнеся эти слова, господин Синтез почувствовал, как некая сила разом подхватила и вертикально вознесла его к самой границе годной для дыхания атмосферы.

Затем воздухоплаватели перевернулись на бок и устремились вперед с неслыханной скоростью, величина которой не мешала, однако, созерцать панораму, раскинувшуюся насколько видит око.

Можно было предположить, что при такой ошеломляющей быстроте местности внизу не будет видно, во всяком случае, картина будет смазанной, все предметы сольются воедино. Но ничего подобного не происходило. Быть может, психическая сила церебралов, которой — господин Синтез это ощущал — были пронизаны все поры его тела, стократно усиливала все способности или порождала новые свойства, но, возможно, и то, что высота полета позволяла охватить взором столь широкое пространство, давало такой обзор, что это резко увеличивало четкость «изображения».

Вот показался Судан с его песчаными пустынями, теперь покрытыми пышной зеленью, густой сетью водных путей, которые пересекают эту ожившую, изменившуюся до неузнаваемости местность.