— Вы превратили ваших женщин в микроцефалов[133], в идиоток?
— Лучше уж идиотки, чем фурии[134], тиранившие наших отцов, доводя их до буйного помешательства.
— Сжимать головы, чтобы истребить мысль! Вот это действительно по-китайски! — перебил господин Синтез. — Кстати, такая практика, которой я бы не выдал патент на оригинальность, существовала и раньше, еще до великого исхода монголоидной расы. Известно ли вам, что ваши предки, эти необычайно практичные люди, сжимали — чуть ли не до полной атрофии[135] — ступни своих дочерей, чтобы те волей-неволей оставались в отчем доме?
— Известно, да и наши отцы об этом знали. Думается, именно этот обычай навел законодателей на мысль аналогичным способом победить церебральную гипертрофию.
— И эти героические усилия увенчались успехом?
— Полным. Разрастание мозга у женщин полностью прекратилось на довольно длительный отрезок времени. Мужчины воспользовались этой передышкой: они наращивали мозговые клетки, жили спокойно и без труда добились непререкаемого главенства. Когда мужчины значительно опередили женщин, законодатели отменили наложенный запрет. Женский мозг снова стал увеличиваться. Но мужчины, далеко их обогнавшие, сохраняя дистанцию, ласково, но твердо направляли интеллектуальное развитие своих жен. Те покорно поддавались, так сказать, были укрощены, и позднее, достигнув того же уровня мозгового прогресса, в плане морали уже не отличались от мужчин, которые их образовали. Так закончилась эта социальная революция, без которой женщина не только могла возобладать над мужчиной, но и поработить его, привести его к вырождению. Однако пора отправиться к месту, откуда производятся сеансы связи между Марсом и Землей. Я выжидал до последнего. Поскольку сейчас темная ночь, вам не о чем будет сожалеть — во время молниеносного полета ночной мрак помешает что-либо рассмотреть на нашей планете. Что касается вас, друзья мои, будьте добры, как и раньше, сгруппироваться вокруг Сьен-Шунга и окружить его излучением наших объединенных полей. В путь, Рожденный-Прежде!
— Вот мы и прибыли! — прозвучал голос спустя несколько мгновений.
— Где мы находимся? — тяжело дыша, спросил господин Синтез, он был слегка оглушен и потерял счет времени.
— На возвышенности, с которой вы сможете охватить во всей полноте серию маневров, собственно говоря, очень простых, благодаря которым мы достигаем межпланетного общения.
— Вот почему я испытываю некоторую затрудненность дыхания: по причине разреженного воздуха.
— Не хотите ли спуститься немного ниже? Что до нас, то мы так привыкли приближаться к верхней границе атмосферы, что куда меньше вашего страдаем от недостатка кислорода.
— Благодарю вас. Посмотрим, будет ли кислородное голодание действительно невыносимым.
— Что вы видите внизу?
— При свете луны, только что вставшей над горизонтом, я различаю широкую белую равнину… Такой белизны, как будто она покрыта снегом…
— Да, иллюзия почти полная. Однако это не снег, а белая ткань.
— Ткань?! — изумился господин Синтез. — Устелить тканью такое пространство?!
— Совершенно верно.
— Я просто в замешательстве!
— Ну, вы еще и не то увидите. Что вы различаете кроме этого?
— Свет, довольно яркий, но явно недостаточный для подачи межпланетного сигнала.
— А еще?
— Странно, — внезапно заговорил швед, — белая равнина исчезла, теперь она стала непроницаемо черной. И свет тоже погас. Но вот опять — простирается белая равнина… И свет опять горит…
— Значит, только что начались переговоры с Марсом. Мы, по всей вероятности, получим вразумительный ответ от наших соседей, которые в свою очередь должны нацелить на нашу планету свой лучший оптический прибор.
— Безусловно, мы с вами находимся где-то поблизости от астрономической обсерватории.
— Самой лучшей на всей Земле.
— Я горю желанием ее посетить.
— Немного погодя, когда вы получите представление о весьма элементарном маневре, позволяющем обмениваться мыслями, несмотря на изрядное расстояние, которое нас разделяет.
Затмения на равнине продолжались в заданном ритме, земля через определенные промежутки времени попеременно становилась то белой, то черной, и это чередование строго соответствовало световым сигналам.
— Это довольно простой способ с использованием оптического телеграфа, — заявил господин Синтез.
— Если хотите, он действительно прост как маневр, но… он представляет значительную сложность ввиду составляющих элементов.
— Объясните, пожалуйста, Большой-Пожилой-Господин.
— Мы сейчас спустимся к равнине, чтобы вы проследили за всеми подробностями эксперимента. Вы сами все поймете с первого взгляда, не прибегая к бесплодным пояснениям.
Группа стремительно снизилась и ступила на землю. Пока длился спуск, перед глазами все шире открывалось необозримое пространство.
— Здесь введена в действие колоссальная армия — четыреста пятьдесят — пятьсот тысяч человек, — проговорил Тай Ляое.
— Мао-чинов? — живо откликнулся швед.
— Нет, Сьен-Шунг. Мао-чины — не более чем чернорабочие, недостойные ни прямого, ни косвенного участия в том, что является нашим великим делом, нашей научной деятельностью. Все, кто хлопочет здесь, перемещаясь со скоростью мысли, — люди одной со мной расы. Но подойдите же ближе, Рожденный-Прежде. Не бойтесь помешать операции. Мы стоим на краю поля, где проводится опыт. А его элементы настолько многочисленны, что бездействие какой-то горстки участников ничего не решает.
