Десять снов - [6]

В это время корабль, изрыгнув, как обычно, черный столп дыма, прошел мимо. Я вдруг понял, что все-таки лучше плыть на корабле, даже если он движется неведомо куда. Но прозрение это уже ничего не могло изменить. Охваченный беспредельным раскаянием и ужасом, я тихо падал в черные воды.

Восьмая ночь

Когда я переступил порог парикмахерской, несколько мужчин в белых халатах хором крикнули: «Добро пожаловать!»

Остановившись посереди салона, я огляделся: прямоугольная комната, с двух сторон распахнуты окна, под двумя другими висят зеркала. Я насчитал шесть штук.

Я подошел и сел перед одним из них. Кожаное сиденье подо мной уютно скрипнуло. Стул был очень удобный. Мое лицо отчетливо отражалось в зеркале. За отражением виднелось окно и решетка кассы наискосок. За кассой никого не было. Мне были прекрасно видны прохожие за окном.

Вот мимо прошел Сётаро с дамой. И когда только Сётаро успел раздобыть такую модную шляпу-панаму?! И когда только успел обзавестись женщиной?! Странно! У них обоих был такой важный вид. Они миновали окно, прежде чем я успел разглядеть лицо женщины.

Вот идет продавец творога-тофу, зазывая покупателей рожком. И оттого что он шел, трубя в рожок, казалось, что щеки у него раздулись от укусов пчел. Он так и прошел с надутыми щеками, а меня охватило беспокойство. Я не мог отделаться от мысли, что его все время жалят пчелы.

Появилась гейша. Она была еще не накрашена. Узел прически «симада» распустился, и вид у нее был какой-то неряшливый. Лицо заспанное, цвет лица болезненный. Поклонившись, она с кем-то заговорила, но ее собеседника в зеркале не было видно.

Тут ко мне подошел крупный мужчина в белом халате, с ножницами и расческой в руках и, встав у меня за спиной, принялся разглядывать мою голову. Тронув тонкие усы, я спросил: «Ну, как? Что можно сделать?» Мужчина в белом, ничего не ответив, легонько постучал по моей голове расческой янтарного цвета.

— Что ж, волосы, наверное, надо подстричь, как вы считаете? — спросил я мужчину в белом. Мужчина, снова ничего не ответив, ловко защелкал ножницами.

Я не сводил глаз с зеркала, боясь пропустить хоть одно движение, но, как только защелкали ножницы и полетели мои черные волосы, мне стало страшно, и я зажмурился.

— Господин, вы изволили видеть продавца золотых рыбок на улице? — тут же спросил мужчина в белом.

Я сказал, что не видел. Мужчина в белом, не сказав больше ни слова, безостановочно работал ножницами. Вдруг он громко воскликнул: «Осторожно!» От неожиданности я открыл глаза и увидел под рукавом мужчины в белом колесо велосипеда и оглобли рикши. Мужчина в белом обеими руками резко наклонил мою голову вперед и чуть набок. Велосипед и рикша исчезли. Защелкали ножницы.

Наконец, мужчина в белом зашел сбоку и принялся ровнять волосы за ушами. Они перестали лететь мне в лицо — я успокоился и открыл глаза. И тут же с улицы донесся крик: «Просяные лепешки! Ле-пе-о-шки, ле-пе-о-шки!» Послышался ритмичный стук деревянного молотка, которым толкут лепешки в ступе. Я видел продавца лепешек лишь в детстве, и мне захотелось взглянуть на него хоть одним глазком. Но в зеркале и намека не было на его отражение. Было слышно только, как он отбивает тесто.

Скосив глаза, я силился разглядеть торговца в уголке зеркала и вдруг увидел, что за решеткой кассы откуда-то взялась женщина. Смуглолицая, с густыми бровями, дородная. Волосы собраны в прическу «итигаэси», кимоно со сменным воротничком черного атласа. Она считала купюры, опустившись на одно колено. Купюры, кажется, были десятииеновые. Опустив длинные ресницы и поджав тонкие губы, женщина прилежно считала вслух. Считала она очень быстро, но купюры отчего-то все никак не кончались. На ее колене и лежало-то от силы купюр сто. Сколько ни пересчитывай сто купюр, их больше не станет.

Я рассеянно смотрел то на женщину, то на десятииеновые купюры, когда в какой-то момент мужчина в белом прямо над ухом громко сказал: «Давайте помоем голову». Это была отличная возможность разглядеть женщину получше, и, поднимаясь со стула, я обернулся к кассе. Но за решеткой кассы не было ни женщины, ни купюр — ничего.

Расплатившись и выйдя на улицу, я увидел, что слева от входа расставлено четыре или пять овальных кадок, где плавали во множестве красные, пятнистые, большие и маленькие золотые рыбки. А за ними стоял продавец. Подперев щеку рукой, продавец неотрывно смотрел на плававших рыбок. Он не обращал ни малейшего внимания на шумную многолюдную толпу. Некоторое время я ждал, наблюдая за продавцом золотых рыбок. Но за все это время он ни разу не шелохнулся.

Девятая ночь

В мире было неспокойно. Казалось, вот-вот разразится война. Неоседланные лошади из сгоревших конюшен буйствовали за стенами усадьбы. Днем и ночью, поднимая пыль, солдаты-пехотинцы пытались поймать их. А в доме все это время царила тишина.

Там жила молодая мать с двухлетним сыном. Отец куда-то ушел. Ушел безлунной ночью. Сидя на постели, он обулся в соломенные сандалии, повязал голову черным платком и вышел с черного хода. Тонкий луч светильника, который держала провожавшая его мать, прорезал тьму и осветил старый кипарисовик перед оградой дома.