Десять Слов о Промысле - [5]

Также святой отец высказывается по давнему вопросу о соотношении природы и искусства, о том, что человеческое искусство подражает природе. Блж. Феодорит эту идею помещает в библейский христианский контекст. Саму способность и стремление к творчеству человек получил от Бога, являясь образом Творца, и стремится в этом подражать Ему, но в полной мере это не удается по понятным причинам тварной ограниченности человека, и потому он занимается тем, что подражает Божией твари, как бы создавая ее образы: образ Творца, творя в подражание своему Первообразу, создает образы сотворенной Тем же Творцом природы.

В четвертом Слове блж. Феодорит проводит важную богословскую мысль о возведении ума от восхищения видимым величием и красотой твари к восхищению всепревосходящим величием и красотой Самого Творца: «Ибо правильно и справедливо заключаем: если таково величие тварей, то каков Творец? Если же столь прекрасен вид сотворенного, то какова же красота наилучшего Художника и Творца всяческих?» (с. 120–121). Но главный предмет его рассуждения здесь – человеческие руки, которые, при главенстве человеческого ума, с помощью искусства и создают цивилизацию и культуру. На вопрос же, откуда у человека знание материалов для построения различных элементов материальной цивилизации, Кирский архипастырь отвечает: «Посему явно, что знание обо всем этом получил человек от Творца, что Создавший его вложил в его природу и силы, и способность к изобретению искусств… Подлинно да восхвалят Господа все народы, сподобившиеся такой мудрости и наслаждающиеся столькими благами!» (с. 135). Феодорит рассуждает здесь о кузнечном и кораблестроительном деле, ткацком и врачебном искусствах, изобретении письменности, и все это человек способен освоить при помощи данных ему от Бога рук.

В пятом Слове блж. Феодорит рассуждает о пользе для человека животных и насекомых, которых Бог ему подчинил. И эта польза не только материальна, как, скажем, в случае с пчелами, которые человеку приносят мед и воск. Человек часто в своих искусствах и ремеслах подражает животным и насекомым (например, в плетении сетей и ловле птиц – паукам). Блж. Феодорит вслед за свт. Василием Великим стремится пробудить наблюдательность читателя, преподать ему нравственные уроки из жизни неразумных существ – показать их совместную гармоничную жизнь, взаимопомощь, трудолюбие, неприязнь к безделью и т. п. Животные изначально, до грехопадения человека, находились в послушании у него и не причиняли ему вреда, и примеры отдельных праведников, которым покорялись лютые звери, служат своего рода отображением того идеального состояния, которое царило на земле до вторжения греха.

В шестом Слове блж. Феодорит касается уже упомянутых выше проблем социальной несправедливости и ее соотношения с Промыслом Божиим. Главной святой отец объявляет добродетель, он воспроизводит известное античное и святоотеческое учение о добродетели и четырех главных («родовых») добродетелях: благоразумии, целомудрии, мужестве и справедливости. И выясняется, что бедность оказывается хранительницей и воспитательницей добродетели в большей степени, чем достаток и богатство, помогает сохранить здоровье: «Скудость, по слову мудрейшего из врачей, мать здоровья; труды и телесные упражнения, по слову того же учителя, содейственники здоровья» (с. 192). И вообще, здесь мы встречаем много мыслей, схожих со взглядами свт. Иоанна Златоуста на данный вопрос. Блж. Феодорит так же много рассуждает о превосходстве бедности над богатством. Богатство подвергается у него критике, подчас карикатурной и уничтожительной. Однако в одном из следующих Слов он справедливо замечает, что «не господство – учитель зла, не богатство – производитель порока» (с. 261), но неправедное их употребление. И в то же время он проводит идею о равенстве людей пред Богом и о том, что все главные блага земли – воздух, вода и т. д. – предназначены для всех людей, а не только для избранных, и главное – само естество человеческое одинаково: в свободных и рабах, царях и подвластных, эллинах и варварах: «Но не только вхождение в жизнь у всех нас одно и то же, но и исшествие из нее одинаково. Всех нас ожидает одна смерть» (с. 194). Более того, мы не раз встречаем идею о промыслительном восполнении

Богом тягот бедности особой Божественной помощью, облегчающей эти тяготы и обходящей богатых, имеющих все необходимые материальные блага: «Поскольку Творец видел, что у богатых много прислуги, то в удел бедности дал здоровье. Одного носят на руках, а другой ходит, не имея нужды в чужих ногах. Один желал бы иметь здоровье бедного, а другой с сожалением смотрит на немощи богатого» (с. 200).

В седьмом Слове блж. Феодорит касается такой важной социальной темы, как рабство, и дает его христианское осмысление: «Творец вначале не назначил одним рабства, а другим господства, но создал единый род всех». Но вследствие распространения греха в человеческом роде Бог благоволил установить человеческие законы, которые бы ограничили распространение зла в мире, а установление и исполнение их было бы невозможно без разделения людей на начальствующих и подначальных, «чтобы страх, внушаемый начальниками, уменьшал множество грехов, потому что страх в состоянии обуздать стремления неразумных страстей и ослабить в душе склонность к худшему; и часто, в чем не помогал разум, в том преуспевал страх… Ибо кто мог бы вынести самоуправство обидчиков, если бы страх законов не удерживал пламя их любостяжательности? Подобно рыбам, поедали бы большие меньших, если бы закон не показывал заостренного меча и пылающего костра и всего иного, что придумано начальствующими для наказания злодеев. Ибо если, когда и законы угрожают, и начальники наказывают, есть люди, которые в расположении к ближнему свирепее всякого зверя: приводят в ужас, как скорпионы, угрызают, как змеи, бесятся, как псы, и на единоплеменных рыкают, как львы на зверей иного с ними рода, то что же сделали бы они, не будь законов и наказывающих начальников?» (с. 215–216). Впрочем, блж. Феодорит не уделяет внимания тому, как из данного отношения «начальник – подначальный» возник именно институт рабства, но говорит об этом вскользь: что человеческий род разделился «со временем на рабство и господство».