Похоже, она оправилась чуть быстрее меня: ее лицо теперь снова похоже на лицо, телесные и душевные раны зарубцевались. Увидев ее улыбку, я понимаю, что девушка сильнее меня. Мое тело выздоравливает — порезы на запястьях и лодыжках, сломанная кость предплечья. Но разделенное сознание никак не заживает. Я чувствую себя отупевшим, разбитым.
Слушая песни по радио — песни других авторов, — я не могу отделаться от мысли о том, в скольких мирах не было ни ножа, ни спасения. Может быть, только я один добрался до кабины и сумел выжить. Может быть, только я один спас женщину.
— Спасибо, — говорит она. — Спасибо за то, что вы сделали.
Я не знаю, что сказать, пытаюсь выудить из памяти что-то остроумное, любезное, непринужденное и не нахожу там ничего, кроме самого себя.
— Да…. не за что.
— Вас могли убить. — Девушка улыбается мне.
Я отвожу взгляд. Она не понимает, что меня на самом деле убили.
— Извините за беспокойство, — поспешно прибавляет девушка.
— Послушайте. — Я останавливаю ее. — Простите, что я не… — Мне хочется извиниться, что я не спас больше ее жизней. Что не прикончил больше Эрлов. — Простите, что не освободил вас раньше. — Звучит глупо, и я чувствую, что краснею.
— Вы успели вовремя. — Улыбнувшись, она наклоняется и целует меня.
Я теряюсь, чувствуя нежное прикосновение, одновременно к правой и левой щеке; третий поцелуй приходится прямо в губы. Я вижу девушку одновременно в трех ракурсах, что-то вроде триптиха, и мне удается выдавить из себя улыбку, три улыбки. Потом а смеюсь — в три голоса.
Мы спасли ее по крайней мере однажды. Этого достаточно. В одном из трех миров, где мы пребываем, женский голос по радио поет мелодичную песенку. Я начинаю записывать слова здоровой рукой и останавливаюсь. С этим покончено, решаем мы втроем. Теперь у нас есть другие дела, и перед нами стоит совсем другой выбор.
Стайка девиц из университетского женского клуба, щеголявших в юбках с изображением пуделя, отреагировала на мое появление слабыми улыбками. Я сел рядом с ними. Мне нравилось, как ткань топорщится на пышных нижних юбках, открывая обтянутые гольфами икры и двухцветные кожаные туфли. Девушка, которая мне приглянулась, была высокой, белокурой и фигуристой. Наши взгляды встретились, и «демон» тренькнул, указывая, что она заглянула на мой сайт. Улыбка стала холодной. Вероятно, бедные аспиранты ей не подходят. Что ж, по крайней мере я узнал ее имя — Бесс Рингслот, — когда она получала информацию обо мне. Этим дело и ограничилось. Остальные девушки отвернулись — скорее всего они были включены в локальную сеть, и Бесс передала подружкам мое резюме. Я откинулся на спинку стула и вздохнул.
Вошел доктор Элк с растрепанной пачкой бумаг под мышкой и указкой в другой руке. Он ткнул указкой в учебный компьютер, чтобы приглушить свет в аудитории.
— Леди и джентльмены! Рад приветствовать вас на старшем курсе. Я доктор Элк, и сейчас я волнуюсь не меньше вашего. В этом году тема нашего семинара звучит так: «Факторы империализма Старого Света».
Элк высокий, худой мужчина с тронутыми сединой темными волосами. Его назначили моим научным руководителем — можно не сомневаться, что это дело какого-то политкорректного аналитика, обратившего внимание на сходный генетический тип, — когда я учился на историческом факультете, но мы не общались уже год, с тех пор как я перевелся на инженерный факультет.
— Почему европейская цивилизация уничтожала все культуры Нового Света, с которыми вступала в контакт? Неужели европейцы умнее? Нет! Или на их стороне был Господь? Сомневаюсь!
При слове «Господь» Элк швырнул на стол свои конспекты, и девицы в юбках вздрогнули. Я знал, что будет дальше; его лекции меня не интересовали.
Я перестал следить за рассуждениями профессора и принялся наблюдать за стрелкой часов. Эту лекцию я уже слышал раз пять. Элк предложил мне стать куратором старшего курса и, возможно, поработать в качестве ассистента, и я согласился, но с единственной целью — присмотреться к студенткам. Я огляделся. Да, среди старшекурсниц исторического факультета выбор невелик. Потом посмотрел на Бесс — матерчатый пудель на ее юбке смотрел на меня и как будто дышал. Замечательный эффект. Еще одна попытка не помешает, решил я.
— Может, европейцы были просто-напросто лучше американцев? — Профессор Элк взял кусок мела и, глухо постукивая им по доске, написал одно слово. — Нет. Конечно, нет.
— Микробы, — прошептал я Бесс. Она ответила сердитым взглядом.
— У них кое-что было, и это М-И-К-Р-О-Б-Ы. Микробы. Столетия городской жизни превратили переполненные грязью и нечистотами европейские города в рассадники болезней. Выжившие и продолжившие свой род обитатели городов были чуть более жизнеспособными, чем те, кто теснился на кладбищах. Новый Свет не знал ничего подобного. Писарро был ничем не лучше Атауальпы. Просто его предкам повезло, и у них оказался более сильный, чем у остальных, иммунитет против оспы!
— Может, пообедаем вместе? — шепнул я Бесс. «Демон» пискнул, сигнализируя, что мое предложение воспринято как домогательство первого рода. Пудель оскалил зубы.
