Десять сигм и другие невероятные истории - [2]

Мы ждали, даже на ужин не пошли. Рядом сидели соседские дети — кто-то любил Шоколадку, а другие остались просто ради развлечения. Наконец поднялся ветер.

Мы видели, как один котенок пролетел сквозь темно-зеленую листву, упал в нескольких футах от нас и сломал себе шею, ударившись о тротуар. Его было жалко до слез; остальные из нас сорвались с места, подставляя руки. Мы поймали котенка на лету, смягчив падение.

— Как это у тебя вышло? — спрашивал кто-то в миллионе миров.

Именно тогда мне стало ясно, что я не такой, как все.

* * *

Мы отступаем на тротуар, ожидая, пока грузовик проедет мимо, и тогда можно запомнить его номерной знак и позвонить в полицию, не называя себя. Вероятно, копам удастся остановить Эрла, перекрыв дорогу. Полицейские могут задержать его у выезда на федеральное шоссе № 23, в нескольких милях отсюда. Если они нам поверят.

Если к тому времени Эрл не успеет убить девушку. Если она еще жива.

Внутри у меня все сжимается. Нам не дает но коя мысль о том, какой ужас должна испытывать девушка.

Недостаточно просто сообщить полиции номер машины.

Мы выходим на проезжую часть и размахиваем руками, пытаясь остановить грузовик Эрла.

Когда-то мы встречались с женщиной, красивой женщиной с каштановыми волосами, ниспадавшими до пояса. Мы не расставались несколько лет и в конце концов обручились. В одном из миров, всего одном, она начала меняться: стала злой, затем экзальтированной, затем просто пустой. Остальные наши воплощения с ужасом смотрели, как она хватается за нож — всего один раз, в одном мире, хотя в миллионах других миров она сочувственно поддерживает меня, пока нас выворачивает наизнанку над кухонной раковиной.

Она так и не поняла, почему я разорвал помолвку. Но она не знала того, что знал я.

Эрл нажимает на тормоз, и грузовик резко дергается. Наушники с микрофоном слетают с головы Эрла и бьют в ветровое стекло. Он стискивает рулевое колесо так, что мускулы на руках вздуваются от напряжения.

Мы стоим на проезжей части, уронив на обочину хозяйственную сумку, и медленно размахиваем руками, туда-сюда.

В горстке миров тягач с прицепом сбивает меня, и мы потрясены моей смертью. Но у нас нет сомнений: Эрлу не выйти сухим из воды. Скорее всего его привлекут за непредумышленное убийство, а потом полиция найдет девушку. Однако почти во всех мирах Эрлу удается затормозить в нескольких дюймах от нас — или в нескольких футах.

Мы смотрим поверх хромированной решетки радиатора и разрисованного капота — женская головка, как на старинных парусниках — прямо в глаза Эрлу.

Он поднимает руку, и раздается вой клаксона. Мы зажимаем уши руками и в нескольких мирах пятимся на тротуар, освобождая дорогу. Эрл врубает первую передачу, и грузовик с ревом уносится прочь. Однако в большинстве миров мы не двигаемся с места.

Абсолютно не важно, как звали президента страны или кто выиграл чемпионат по бейсболу. В сущности, для каждого из нас это был тот же самый мир, и потому мы существовали все вместе, накладываясь друг на друга, словно стопка игральных карт внутри колоды.

Любое решение, в результате которого возникал очередной мир, чуть-чуть отличавшийся от остальных, создавало еще одного из нас, очередное из почти бесконечного числа моих воплощений, добавлявшее крупицу к нашему интеллекту и к нашим знаниям.

Мы не боги. Один из нас как-то возомнил себя всемогущим, и вскоре его уже не было с нами. Он не мог выдать нашу тайну. Мы этого не боялись. Кто ему поверит? Кроме того, теперь он остался в одиночестве — тех, кто поддался этой иллюзии, оказалось совсем немного — и не мог причинить вреда остальным.

Нас разделяло множество миров.

* * *

Наконец клаксон смолкает. Уши заложило, но мы видим, как Эрл что-то кричит. Слов не разобрать, а по губам можно прочесть: «Твою мать» и «Сукин сын». Отлично. Необходимо разозлить Эрла. Чтобы вывести его из себя, мы делаем неприличный жест рукой.

Он шарит рукой под сиденьем. Похлопывает по ладони гаечным ключом. Дверца кабины распахивается, и Эрл соскакивает на землю. Мы ждем, не двигаясь с места.

Эрл — крупный мужчина примерно шести футов и четырех дюймов ростом и весом не меньше трехсот фунтов. У него небольшое брюшко, зато мускулистые шея и плечи. Лицо украшают черные бачки — в других мирах он гладко выбрит или носит усы. И везде Эрл сверлит нас тяжелым, неподвижным взглядом, как будто мы корова, а он мясник.

У нас хрупкое телосложение, рост пять футов и четыре дюйма, вес сто шестьдесят фунтов, но когда он взмахивает гаечным ключом, мы уклоняемся, словно знаем, куда придется удар. Конечно, знаем, ведь в сотне миров он раскраивает нам череп, и этого достаточно, чтобы остальные предугадали его движение.

Еще взмах, и мы вновь уходим из-под удара, потом еще дважды, всякий раз жертвуя несколькими из нас. Внезапно нам становится не по себе от этих потерь. Наше сознание состоит из миллионов «я». Но каждый умирает по-настоящему, исчезает навсегда. С каждой смертью мы что-то теряем.

Теперь уже нельзя дожидаться полиции. Мы обязаны спасти максимально возможное число нас самих.

Мы снова уклоняемся, принося в жертву кого-то из нас, чтобы кружить с Эрлом в неком подобии танца, как будто это партнер, с которым мы упражнялись тысячу лет. Мы пробегаем мимо Эрла, потом по лесенке в кабину, проскальзываем внутрь, захлопываем дверь и запираем ее.