Десять баллов по Бофорту - [96]

Если бы он мог что-нибудь чувствовать в это время, он бы увидел, как опять вернулись шакалы и как опять ринулся им навстречу недремлющий беркут. И всю ночь в степи раздавались тугие удары крыльев, яростное орлиное щелканье и бессильный визг шакалов. Потом до сознания старика донеслись лай собак, лошадиный топот, людские голоса. Его подняли и понесли, и, когда временами он открывал глаза, видел в небе планирующую в потоках воздуха птицу, и перья птицы в лучах солнца червонели и переливались золотом…

С того дня беркут и человек стали неразлучны. Они не вспоминали старых обид, ибо те были искуплены дорогой ценой, и помнили добро, ибо в их жизни его было не так уж много. Каждый из них занимался своим делом, не мешая друг другу: беркут с утра улетал, а старик плел сетки и чинил капканы. Вечером, когда прилетал орел, они садились у порога и подолгу смотрели на горы, потому что для одного из них они были родиной, а другой отдал им лучшие годы своей жизни. Кто знает, что заставило орла покинуть недоступные снежные пики и возвратиться к дымному человеческому очагу — подступавшая ли старость, гонение ли ближних или какие другие, непонятные ему самому причины?..

И вот теперь беркут умирал.

Много смертей видел на своем веку Зейнулла и сам без трепета ждал уготованного всему живому срока, но сейчас был глубоко опечален. Умирал его единственный близкий, и Зейнулла ничем не мог помочь ему, ибо старость неизлечима.

Ночью старика кольнуло в сердце.

Он встал, засветил огонь, подошел к клети.

Беркут лежал, распластав огромные крылья.

— Кый-ту, — с надеждой позвал Зейнулла.

Орел не отозвался. Зейнулла. вошел в клеть и потрогал тело птицы. Тепло уже выходило из него. Зейнулла с трудом вытащил беркута из клети, завернул его в кошму и пошел седлать лошадь.

Он повез мертвого друга в горы, чтобы там похоронить его.

В темноте Зейнулла вырыл могилу и осторожно опустил в нее тело беркута. Потом он зарыл яму, заровнял и закидал сверху камнями.

Так когда-то хоронили самых близких родственников его далекие пращуры.

ОБЫКНОВЕННЫЕ ШТОРМЫ НЕОБЫКНОВЕННЫХ ЛЮДЕЙ

Борис Воробьев родился в 1932 году в Калининской области. Это значит — все, что он напишет впоследствии о войне, не мемуары, не личный опыт. А география его повествований не родные места, а места его работы и службы.

…А как, собственно, произошел выбор — нет, не просто профессии, потому что для писателя его дело больше чем профессия, это главная линия жизни, — у автора этой книги? Почему он так четко обозначил свое творчество вехами "приключенчества", так безоговорочно вышел на эту дорогу — на тропу странствий, штормов, крутых поворотов?

Ну, во-первых, таким человеком, конечно же, надо родиться. Есть среди нас особенные люди, которые не сами ищут приключений, а приключения ищут их. Мы можем ходить вслед за ними по той же тропе, и она будет безликой и обыденной, а для них станет путем неожиданностей и открытий.

Во-вторых, необозримые просторы нашей Родины. Они ли не располагают к странствиям, к дальним путям, они ли не самая благодарная почва для приложения сил, для работы и встреч с будничными, но героическими людьми?

И в-третьих, — литературный дар романтического склада, подкрепленный широким образованием и специальными знаниями.

…Много? Но вот совпало — именно у Бориса Воробьева, написавшего все эти рассказы и повести и продолжающего работать в том же ключе, на тех же дальних тропах и высоких точках.

У него не было войны, но была служба в армии, в суровых местах, и острова в хмурой северной области Тихого океана стали для него жизненной школой.

Но ведь не всякую школу поминаешь добром, не во всякую приятно вернуться хотя бы в воспоминаниях!.. Более того, не любая школа даст пищу воображению, историческим реминисценциям. А вот получилось так, что суровая земля, которая пережила на своем веку много жестокого, кровопролитного, была плацдармом военных схваток, решающих боев, — она и увиделась будущему писателю неожиданными красками настоящего и романтическим ореолом прошлого.

Были большие стройки в разных местах страны. Потом был исторический факультет МГУ. Была неожиданная для него самого работа на турбазе в родной Калининской области — поездки с туристами, связанные не просто с "осмотром памятников" и "просматриванием пейзажей", а с трудными маршрутами и медленным вживанием городского человека в неповторимые верхневолжские места, где сохранилось еще так много неизведанных троп.

Вот тогда, может быть, Борис Воробьев и захотел рассказать людям о том, что успел узнать и понять сам. Может быть, в первых "своих" "туристах" увидел отчасти и учеников, которым захотелось раскрыть какие-то тайны природы, приобщить к любимому им самим, может быть, он видел в них и своих будущих читателей. Этот путь кажется мне таким понятным для писателя-"приключенца".

…Можно создать целый феерический мир приключений, не покидая кабинета, такие приключения особенно экзотичны и романтизированы. Можно просто вести путевые заметки, и это интересно и поучительно, заметки такого рода внесли золотой вклад в приключенческую литературу. Выбор Бориса Воробьева пал на те часы в жизни человека, которые отмечены баллом "десять" по шкале Бофорта — штормом, атакой, безвыходным окружением, смертельным заданием — испытанием на разрыв, концентрированием всех человеческих сил — и всегда победой добра. Победа — одно из главных правил жанра приключений.