Деспотизм Востока. Сравнительное исследование тотальной власти - [203]

Маркс явно переоценил гнетущую атмосферу общества Востока, которое он считал системой всеобщего рабства. С долей иронии, но вполне уместно это обозначение, однако, может быть использовано для нового промышленного аппаратного общества. Мы можем с уверенностью сказать, что Октябрьская революция, независимо от провозглашённых ей целей, породила основанную на промышленном развитии систему всеобщего (государственного) рабства.

10.B.4.c. Коммунистический Китай - продукт подлинной азиатской реставрации?

А что насчёт коммунистического Китая? В отличие от России, которая в XX веке добилась больших успехов на пути индустриализации, Китай всё ещё является преимущественно земледельческой страной, где коммунисты вышли на политическую арену спустя некоторое время после Первой мировой войны. И там не существовало многочисленного современного китайского среднего класса, когда коммунисты предприняли решающую попытку прийти к власти после Второй мировой войны. Разве поэтому не является достоверным утверждение, что Мао Цзэдун и его последователи создали аграрный деспотизм, который, несмотря на внешние изменения, породил нечто очень схожее с великими деспотическими режимами китайского прошлого?

Действительно, немало сторонних наблюдателей посчитало временное отступление Мао в сельские регионы аграрным отклонением от промышленно-ориентированного марксизма-ленинизма. Но такая интерпретация не учитывает ни стратегические цели Коминтерна, ни причины, которые вынуждали китайских коммунистов придерживаться этих целей во время аграрного периода своей деятельности.

Человек является идеологическим животным; он действует в соответствии со своими внутренними убеждениями, какая бы сфера жизни, религиозная или светская, ни находилась под угрозой. Всесторонняя философско-политическая система взглядов, такая как коммунизм, предоставляет своим сторонникам карту мира, арсенал оперативных директив (руководство к действию), знамя и мощный политический миф. Это вдохновляет тех, кто слепо разделяет эту систему взглядов, и парализует тех противников, которые находятся под впечатлением от неё.

С точки зрения китайских коммунистов, советская идеология оказалась в высшей степени эффективной. Правда, некоторые особенности эволюционной схемы были скорректированы, а новый протосоциалистический или социалистический строй не вписывается в марксистскую концепцию социализма. Но эти изменения затрагивают аспекты коммунистической доктрины, которая, вероятно, никогда не была реальной для коммунистов Китая или, если на то пошло, для коммунистов отсталых стран в целом. Мы можем увидеть трагедию в успехе Ленина, чьи эзоповы предупреждения против неоазиатских тенденций в советском обществе выявляют болезненное осознание отречения от принципов его социалистической системы взглядов. Но подобной трагедии нет в успехе Мао, потому что нет подобного осознания. Мао не предавал принципы социализма, которых официально придерживался, по той простой причине, что для него эти принципы не имели никакого значения.

Хотя сомнения Ленина не беспокоили китайских коммунистов, стратегия власти Москвы привлекала их безмерно. Имелась революционная система, популярная и привлекательная, которая вместе с надлежащей организованностью и надлежащими действиями могла привести к окончательной победе. Это произошло в России. Будучи правильно адаптированной (а коммунистический анализ глобальных условий является очень детальным), она может оказаться столь же успешной в других странах. Эта система требовала проведения индустриализации во всех районах коммунистического господства, но не по академическим причинам, а потому что в конечном счёте успех коммунистов в социально-политической сфере напрямую зависел от успеха коммунистов в производственной сфере.

Очевидна связь этих идей с долгосрочными перспективами китайских коммунистов. Любой на месте Мао Цзэдуна, кто рассматривал бы укрепление в сельских местностях в качестве неизменного принципа, а не в качестве временного стратегического плана, был бы не коммунистом, сделавшим шаг в сторону, а простым дураком. Он был бы подобен человеку, который всегда предпочитает палку пистолету, потому некогда в лесах у него для борьбы была только палка.

Но Мао не дурак. Он и его последователи никогда не считали себя лидерами крестьянской партии[330], чьи действия были мотивированы и ограниченны интересами деревень. Когда обстоятельства гражданской войны заставляли китайских коммунистов работать в сельской местности, они всегда предполагали вернуться в города. И когда они завладели городами, то сделали именно то, что большевики сделали после Октябрьской революции. Они восстановили, укрепили и развили все промышленные отрасли; они особенно стремились контролировать современное производство и механизированные средства связи. Таким образом, они были так же мало заинтересованы в азиатской реставрации, как и бюрократическая элита советского аппарата.

Учитывая должным образом особенности своей родины, находившейся в положении отсталой и полуколониальной страны, китайские коммунисты быстро установили новый полууправленческий строй, который отличается и по структуре, и по целям развития от полууправленческого строя аграрного деспотизма. Последующая коллективизация в сельской местности, при которой распределение земли осуществлялось более быстрыми темпами, чем это было в СССР, показывает решимость китайских коммунистов в том, чтобы без промедлений двигаться от полууправленческого к тотальному управленческому строю. Какими бы отклонениями ни сопровождалась эта гигантская операция (таких отклонений много, и иногда они являются пугающими), не вызывает сомнений основная тенденция к кристаллизации тоталитарной системы власти, экономики и классовой структуры.