Десну перешли батальоны - [58]

Следом за Бровченко к Шульцу подбежала Марьянка, за нею Ульяна и Наталка, а за ними — ближайшие соседи. Потом придвинулась к Шульцу вся толпа. Солдаты отступили, штыки зашатались в их руках. Солдаты оглядывались на своего офицера.

— За что вы их? — кричал Мирон.

— Отпустите стариков! Отпустите! — кричали женщины. Солдаты продолжали пятиться. Шульц выхватил из кобуры револьвер, рывком поднял его вверх и выстрелил. Солдаты остановились, направили штыки в толпу. Шульц отдал команду. Взвод выстрелил в воздух. Толпа откатилась назад.

— Ваши поступки, господин Бровченко, вызывают подозрение! Уберите его! — сверкнул глазами взбешенный офицер.

Двое солдат схватили Петра Варфоломеевича за руки и оттащили.

— Взво-од!..

— Прощай-те-е…

— Пли!

Кирей долго приседал к земле. Разбросил руки, словно хотел обнять землю. Упал на грудь. Скрюченные пальцы впились в песчаную землю и застыли. Тихон и Марко упали рядом с Киреем. Параска внезапно вскочила и метнулась на кладбище.

— Спа-а-сите!…

Толпа снова прихлынула. Снова поднялись штыки. Раздался залп. Толпа отпрянула и покатилась по улочке.

— Пли!

Пуля догнала Параску возле рва. Она скорчилась, втянула в себя воздух и затихла.

…Взвод построился и зашагал в село. Ульяна, Наталка и Марьянка, обливаясь слезами, бросились к расстрелянным. Толпа тесным кольцом окружила их.

На пригорке, прижавшись к стене ветряка, стоял с перекошенным лицом Петр Варфоломеевич, посеревший, одинокий.

* * *

Вечерело. Сосны отбрасывали на землю длинные-длинные тени. Марьянка пробиралась по узенькой извилистой тропинке. В руках у нее был большой сверток. С пригорка девушка оглянулась на село. В отблесках вечернего солнца горели два креста на куполах церкви, стоял, растопырив мертвые руки-крылья, ветряк возле кладбища. Девушка с облегчением вздохнула и скрылась в тени сосен. Она вышла на песчаную Лысую гору, еще раз оглянулась и возле трех сосен-сестер запела:

Дівчинонько, шумить гай…

Пела она тихо и печально. Песня плыла в густой сосняк и затихала в чаще.

Кого любиш — забувай…

«Какие глупые слова песни! — подумала Марьянка. — Девушка идет к тому, кого любит! Почему ж она должна его забыть?.. Эта песня не о ней, не о Марьянке сложена. Больше она ее петь не будет! Но теперь надо допеть до конца… И Марьянка снова запела. Из-за веток выглянул человек, посмотрел вокруг и спрятался. Марьянка настороженно остановилась. Сильнее застучало сердце. Он или не он? Ветки раздвинулись, и на белую полоску песка вышел Павло.

— Марьянка!

Она бросилась к нему в объятия. Павло взял сверток из ее рук, обнял левой рукой тонкий девичий стан и повел Марьянку в сосняк. Ветки цеплялись за винтовку и засыпали молодых людей колючими иглами. Павло свистнул. Раздался тихий треск, и из чащи вышли Надводнюк и Малышенко. За ними показались Бояр и Ананий. Затем с противоположной стороны подошли Дорош, Логвин, Шуршавый и Яков Кутный. Все они крепко пожимали Марьянке руку.

— А мы тебя еще вчера ждали, — тихо сказал Дмитро, усаживаясь под сосенками. — Шуршавый, пойди покарауль, чтоб нас не выследили…

Шуршавый еще крепче сжал немецкую винтовку с плоским штыком и исчез между сосенок.

— Что это за стрельба была в селе? — Надводнюк настороженно поднял глаза на девушку.

Марьянка закрыла лицо руками и без сил опустилась рядом с Надводнюком.

— Р-рас-стреляли…

Партизаны бросились к ней, хватали за руки, трясли за плечи:

— Марьянка, кого?

Девушка подняла заплаканные глаза, обхватила плечо Надводнюка.

— Родителей ваших… Деда Кирея… Тихона… Марка и… бабку Параску.

Партизаны отшатнулись и оцепенели. Марьянка дала волю слезам. Она вся вздрагивала и билась головой о сапоги Дмитра. Надводнюк машинально гладил широкой ладонью ее плечи. Бояр, прижавшись к сосенке, смотрел в землю. Малышенко отвернулся и утирал рукавом глаза. Павло стал на колени, взял Марьянку за плечи и прижал к себе. Оба они тихо плакали…

Сосны шумели тоскливо и однообразно. Где-то в глубине леса стрекотала сорока. Может быть, опасность почуяла?..

— Расскажи, Марьянка, как это было!

Слушали молча, не переспрашивали. Каждый представлял себе страшную картину на кладбище. Сжимались кулаки, пальцы еще крепче впились в приклады винтовок.

— Дед Кирей сказал: проклят будет тот, кто забудет этот день… Мы будем их завтра хоронить…

Шумели сосны. В верхушках играл ветер. На землю падали шишки.

— Мы придем, Марьянка, на похороны! — Дмитро стукнул прикладом о землю. — Мы попрощаемся с родителями на кладбище!

— А немцы?..

— Ты ведь не побоялась придти сюда. Теперь мы обсудим, как это нам поосторожнее придти.

* * *

В полдень из церкви вынесли четыре гроба. Первый, самый тяжелый, несло восемь человек. В гробу лежали Тихон и его жена. Во втором несли деда Кирея, в третьем — Марка, а в четвертом — Параску. Женщины и девушки несли крышки от гробов. Все село вышло проводить стариков в их последнюю дорогу. Поближе к гробам, в первом ряду, с трудом передвигая старые слабые ноги, шли товарищи убитых — Мирон и Гнат, а за ними — другие старики. Лица были скорбными, из глаз текли слезы. Старики не утирали слез — не стыдились их. Потом шли женщины в полотняных юбках и крашеных кофточках. Молодицы несли младенцев на руках. Малыши держались за юбки матерей. Дети постарше держались стайкой, забегали вперед, к самым гробам. Тоскливо гудели колокола. В унисон им поп Маркиан и дьячок тянули за упокой.