Десантура разминается - [64]

– Неплохо шуты зарабатывают, – оценил Шпазмин лимузин Водорезов.

– Завидуешь? – усмехнулся Петр. – А что, перспектива неплохая, если не в шуты, то в гладиаторы нас бы точно взяли... А там – кто выживет, тот и будет на дорогой «тачке» кататься.

«Ведь и правда, – мысленно согласился Николай. – Если сейчас типчики вроде Ширмана имеют наложниц-стриптизерш и шутов вроде Шпазмы, то завтра вполне могут организовать бои гладиаторов... Если уже не организовывают!» Тем временем лимузин Шпазмы тронулся со стоянки. Следом за ним, выдерживая дистанцию, поехал и микроавтобус.

Столичные пробки, несмелая, медленная езда Шпазмы – в течение часа его иномарка и следующий за ней микроавтобус добрались до некогда популярного среди подростков столичного спортивного клуба. Сейчас здесь тоже занимались физической культурой, но уже не простые школьники, а состоятельные господа, платящие за входной билет чуть ли не две месячные зарплаты нынешнего российского офицера.

Лимузин Шпазмы остановился у главного входа.

– Приехал поправлять здоровье, – прокомментировал ситуацию сидящий за рулем Николай.

– Ну вот, сейчас мы войдем следом, познакомимся, побеседуем, – кивнул Сократ Иванович.

В самом деле, сугубо мужская атмосфера – сауна, бассейн, массажный кабинет, тренажерный зал, можно ненавязчиво завязать беседу, многое выяснить. Возможности Сократа Ивановича вполне позволяли пройти в оздоровительный комплекс бесплатно, по особому пропуску.

Дверь Шпазминого автомобиля открылась, и на тротуар ступила... весьма полная, немолодая, но при этом демонстративно преисполненная чувства собственного достоинства дама. Хорошо одетая, с дорогой прической (впрочем, похожей на парик), с блестящими кольцами на пальцах и яркими серьгами в ушах. Лишь некрасивый, крупный пористый нос и комплекция, отчасти скорректированная умело подобранным костюмом, говорили о сходстве с шутом Шпазмой, которого Водорезов, Петр и Сократ Иванович видели час назад.

– Вот так, гвардейцы! – Сократ Иванович первым пришел в себя, что и приличествовало старшему по званию.

Николай сдержал себя, смолчал. Петр неопределенно хмыкнул, Прохоров успел щелкнуть цифровой фотокамерой, вторично запечатлев Шпазму в новом облике. «Не может быть! Глазам своим не верю!» – кричать никто не стал.

– И куда он... она теперь? – спросил Николай.

– Солярий, сауна, массаж, бассейн, – ответил Сократ Иванович. – А вот что нам теперь делать? Ведь он... она отправилась в женский корпус, нас туда не пустят даже с моим пропуском.

– А еще раз она... или он пол не сменит? – не слишком уместно сыронизировал Петр, и Водорезов бросил на него укоризненный взгляд.

Нужно было срочно что-то предпринимать. Сколько Шпазма пробудет в оздоровительном комплексе? Не менее часа, это уж точно. Более удачного места для знакомства с последующей вербовкой не придумать.

– Ты, Николай, рассказывал про массажистку, – вновь первым нашел решение Сократ Иванович.

– Считаете... нужно? – переспросил Николай, сам прекрасно понимая, что другого выхода нет.

– А ты сам хочешь сунуться в женский солярий? – спросил Прохоров.

«Мне столь быстро свой пол не поменять», – мысленно отшутился Водорезов, набирая на своем телефоне номер Аллы Григорьевны.

Не прошло и сорока минут, как Алла уже изучала фотоизображения, сделанные цифровиком Прохорова. Рядом сидела подполковник Дмитриева, которая в вопросах сличения фотографии с оригиналом ориентировалась несколько лучше. Что ж, одна женщина – хорошо, две – лучше. Сократ Иванович имел положительные отзывы о Любе как об одном из лучших следователей ГУВД, поэтому не возражал против ее участия в вербовке Шпазмы.

– А как мы заведем с ней беседу? – спросила Алла.

Прохоров, как и остальные, еще не мог привыкнуть называть Шпазму в женском роде. Поэтому несколько замешкался с ответом.

– Мы с тобой, Алла, заведем разговор о массаже, кремах, эпиляции, – проявила инициативу Люба, перейдя с Аллой на «ты». – Я буду спрашивать, ты отвечать... Возможно, это вызовет интерес.

Сократ Иванович имел сходное мнение, но не был до конца уверен, что Шпазму очень уж сильно заинтересуют массаж и кремы.

– Может быть, подойти к нем... к ней, – в очередной раз оговорившись, вставил свое слово Водорезов, – и предложить какую-нибудь особую процедуру или средство для похудения?

– И она пошлет Аллочку куда подальше, – возразила Люба. – Посмотрите, какое злое лицо. На обеих фотографиях... Нет, здесь нужно что-то более тонкое.

Николай в ответ лишь молча кивнул на часы. Еще полчаса у них скорее всего есть. Но решение нужно принять немедленно.

– Пожалуй, Люба права, – нарушил паузу Водорезов. – Нужно завести ненавязчивый разговор о сугубо женских проблемах и втянуть в нее... наш объект.

Все-таки Николай никак не мог решиться назвать Шпазму в женском роде.

– Еще минута на размышление! – решил Сократ Иванович.

Если ничего больше никому в голову не придет, то будет реализовано Любино предложение. Алла же в эту минуту забыла обо всем – о том, где она и для чего сюда вызвана. В ее сознании стояли лишь последние слова Водорезова и его взгляд, устремленный на Дмитриеву. Он уже называет ее по имени, как старую добрую знакомую! Делает ей комплименты! И она, даром что милиционерша, зарделась, глазки опустила. Вообще-то приступы ревности не были свойственны Алле, но и таких, как Николай, она еще не встречала. А он лишь мельком взглянул на нее сейчас, поздоровался только из вежливости. И пялится, даже сейчас украдкой пялится на эту Любу... Алла приложила к лицу носовой платок, провела им от лба до подбородка. Ей очень не хотелось, чтобы кто-нибудь догадался об охвативших ее чувствах и мыслях. Что же это получилось? Массировала, массировала она Любу. С чувством, можно сказать, даже с нежностью, рубенсовской красавице еще больше красоты прибавляла. Массировала плечи, спину, задницу толстую и розовую, ляжки массировала, икры, пятки... И домассировалась на свою голову. Сейчас Алла почувствовала себя в роли той маленькой ловкой цыганки, которая исхитрилась укусить милиционершу Любу и чуть не выцарапала той глаза. Алла представила Любин визг, представила, как та удирает, и ее сверкающие пятки, и немного успокоилась. И милиционерши визжать могут... О боже мой! Неужели она так ревнует этого Николая?! Убрав от лица платок, Алла постаралась придать своему лицу бесстрастное, задумчивое выражение.