Держи на запад! - [3]

Мы хоббиты, но сердцем эльфы мы,

Со светлыми и грозными очами!

Казалось бы, смех один — что-то вроде партии любителей тушеных грибов. Сплошной эльфиотизм. Только ведь смешное страхом оборачивается куда чаще, чем страх смехом…

Потому что Эльфийская партия не только умудрилась получить на выборах большинство в тинге, но и вынесла в премьеры журналиста-неудачника Дракко Люббингса. А тот объявил, что отныне в стране вводится Новый Эльфийский Порядок. И уж НЭП-то коснулся всех. И пошли выяснять скэсовцы, в ком два процента эльфийского света, а в ком все девяносто девять. И замаршировали по дорогам колонны всяких там «Лучников Лориэна» и «Мечников Ривенделла», распевая:

Стальной рукой начищу морду им,

Я пасть всегда готов в боях,

Чтоб от Заселья и до Гондора

Сияла родина моя!

Мы — наследники и правопреемники, мы вернем все исконно эльфийские земли, которых нас подло лишили! А кому не нравится — пожалуйте на Великие стройки НЭП’а.

Тогда-то идея и вызрела. Патриотизм, конечно, вещь прекрасная. Но за каким-то пределом может перейти в идиотизм.

И четыре хоббита, сговорясь, принялись за постройку Детища.

А сегодня настала пора сказать родным берегам последнее прощай.

Никто не набирал в мешочек родной землицы и не вешал на грудь. Никто демонстративно не отрясал праха от ног. Они просто педантично выключили повсюду свет, заперли дом, спрятали ключ в вазоне с араукарией и через пять минут поднялись на борт «Последнего приюта».

Отдали швартовы, подняли паруса (ох, еще осваивать и осваивать им все эти мореходные премудрости!). Береговой бриз наполнил два треугольных полотнища, и вскоре под форштевнем радостно заговорила вода. Начало было прекрасным, хотя все знали: стоит выйти из-под защиты мысов, ограждающих бухту, и вот там-то начнется по-настоящему.

— Ничего, — сказал Бар-Сукк, выражая общее настроение. — Справимся. Чего только наш брат хоббит не выдюжит? — он затянулся и выпустил целую серию голубоватых колец, тут же унесенных ветром. Мелиссандр аж задохнулся от восторга, граничащего с черной завистью. Он никогда такого не умел.

Помолчали. Если все будет нормально, послезавтра они доберутся до мыса Край Тьмы. Там их ждут Мелиссандров кузен, смотритель маяка, эта профессия у Стукков фамильная, из поколения в поколение, а с ним — жены: его собственная, Фродикова и Пишегрю.

— О чем задумался, капитан? — полюбопытствовал словоохотливый Бар-Сукк. Ладони его успокоительно-ладно охватывали рукоятки штурвала.

Капитан? Вот уж как о себе господин Стукк никогда не думал!

— Так, прикидываю ближайшие планы.

— А, забей ты на это! Прорвемся. Нам что главное? С пассажирами в нейтральные воды выйти. А там знай одно: держи на запад! Держи на запад — и обязательно куда-нибудь доберешься.

Ничего не ответив, Мелиссандр в три шага дошел до кормы и остановился, глядя на дальний берег, который все таял и таял в туманной дымке. К нему присоединился Хамо. Некоторое время оба хоббита молчали, потом Груббинс задумчиво произнес своим «профессорским» голосом:

— Мудрец некогда сказал: «В свидетели и судьи дайте людям иронию и сострадание». Сострадания к этим несчастным оболваненным эльфузориям мне, наверное, еще надолго хватит. Но вот запас иронии, похоже, иссяк…

Стукк молча продолжал смотреть на берег. Пока все у них складывалось подозрительно хорошо, но пусть уж так оно и продолжается. Да и вообще, кто же станет искать хоббитов в море? Всем известно, что нашего брата на воду арканом не затянешь. Так что все у нас должно получиться. И найдем мы себе место под солнцем. «Но вот что, — мысленно произнес он. — Не забыть бы мне вернуться. Судно — это дом. Море — это дорога. Но все главное остается на земле. На своей земле».

Кто знает, первым или последним произнес он эти слова, в его мозгу они родились или были где-то вычитаны — какая разница? Важно, что слова были точными и пришли в нужный момент.