Держи марку! Делай деньги! - [234]

Господин Кривс машинально покивал, опомнился, сел и принялся рыться в своих записях. Он потерял строчку.

– И теперь мы подходим, э, к вопросу с банком.

– Госпожа Шик, дама, с которой многие из нас имели честь быть знакомы, недавно призналась мне в том, что она умирает, – сказал лорд Витинари тут же. – Она спросила у меня совета о будущем банка, поскольку прямые ее наследники были, цитирую, «такими грязными хорьками, что и врагу не пожелаешь»…

Все законники Шиков числом тридцать один встали с мест и разом заговорили, навлекая на своих клиентов общий счет суммой AM$119.28.

Господин Кривс сверкнул на них взглядом.

Господин Кривс, что бы о нем ни говорили, не внушал уважения представителям анк-морпоркского сословия законников. Он внушал страх. Смерть не отразилась на его энциклопедических знаниях, хитроумии, умении подминать аргументы под себя и свирепости взгляда. «Не нужно мне сегодня перечить», – говорил законникам этот взгляд. «Не перечьте мне, потому что я с вас шкуры сдеру и позвоночник вырву. Помните талмуды в кожаных переплетах, которые вы держите на полках в ваших кабинетах, чтобы производить впечатление на клиентов? Я все их читал и половину из них – написал. Не шутите со мной. Я в скверном настроении».

Один за другим они сели[28].

– Позвольте, я продолжу, – сказал Витинари. – Мне известно, что госпожа Шик позднее беседовала с господином фон Липвигом и сочла его превосходной кандидатурой на руководящий пост, в лучших традициях семейства Шиков, и идеальным опекуном для ее собаки, Шалопая, который в силу обычаев банка стал его председателем.

Не спеша Космо поднялся на ноги и вышел в центр зала.

– Категорически протестую против намеков, что этот проходимец – в лучших традициях моей… – начал он.

Господин Кривс вскочил с места, точно его вытолкнуло пружиной. Но Мокриц был еще быстрее.

– Протестую! – воскликнул он.

– Да как ты смеешь протестовать, – процедил Космо, – когда ты сам признался в том, что ты подлый преступник?

– Мой протест относится к утверждению лорда Витинари, будто я имею какое-то отношение к славным традициям семейства Шиков, – сказал Мокриц, глядя прямо в зеленые глаза, из которых, казалось, текли зеленые слезы. – Я, например, никогда не был пиратом и работорговцем…

Масса законников поднялась с мест.

Господин Кривс сверкнул глазами. Масса села.

– Они этого не скрывают, – сказал Мокриц. – Все записано в официальных архивах банка!

– Это так, господин Кривс, – подтвердил Витинари. – Я читал архивы. Тут явно применимо volenti non fit injuria.

Снова послышалось жужжание. Шалопай проезжал в обратном направлении. Мокриц заставил себя не смотреть.

– О, как это низко! – ощерился Космо. – Чья история свободна от этого зла?

Мокриц поднял руку.

– У-у, я знаю ответ! – сказал он. – Моя выдержит. Худшее, что я когда-либо делал, – обкрадывал людей, которые считали, что обкрадывают меня, но я никогда не применял силу, и я все вернул. Ну да, обокрал пару банков, ну, присвоил деньги, если точнее, но только потому, что они сами напрашивались…

– Вернул? – переспросил Кривс, ожидая какого-нибудь ответа от Витинари. Но патриций глядел поверх толпы, которая почти без исключения была поглощена перемещениями Шалопая, и он лишь поднял палец не то в знак согласия, не то отклоняя вопрос.

– Да, все могут вспомнить, что я раскаялся в содеянном год назад, когда боги…

– Обокрал пару банков? – перебил Космо. – Витинари, неужели вы сознательно поставили известного вора во главе самого уважаемого банка в городе?

Ряды Шиков единым фронтом встали с мест на защиту своих денег. Витинари продолжал смотреть в потолок.

Мокриц посмотрел наверх. Какой-то диск белого цвета кружился в воздухе под потолком. Вращаясь, он опустился ниже и ударил Космо промеж глаз. Второй диск спланировал над головой Мокрица и приземлился в самую гущу Шиков.

– Неужели ему нужно было оставить банк в руках неизвестных преступников? – раздался крик, когда все строгие черные костюмы забрызгало кремом. – А вот и мы!

Новая волна тортов уже была в воздухе. Они облетали зал по траекториям, которые неизменно заканчивались приземлением на негодующих Шиков. А потом из толпы выбрался человек под стоны и крики тех, кто временно оказался у него на пути, потому что людей, которые успели отскочить, пока им не оттоптали ноги огромными башмаками, скосило лестницей, которую тащил на плече новоприбывший. Он невинно поворачивался посмотреть на учиненный беспорядок, и лестница с размаху сносила любого, кто не успевал увернуться. В этом была своя система: Мокриц увидел, как клоун отошел от лестницы, оставив четырех человек в ловушке между рейками таким образом, что любая попытка высвободиться одному причинила бы адскую боль трем оставшимся, а в случае с одним стражником серьезно ухудшила бы его брачные перспективы.

С красным носом, в дырявой шляпе, клоун вприпрыжку выскочил на арену очень знакомой походкой, шлепая гигантскими башмаками при каждом шаге.

– Господин Бент? – спросил Мокриц. – Это ты?

– Мой дорогой дружок господин фон Липвиг! – крикнул клоун. – Думаешь, шталмейстер управляет цирком, да? Только с согласия клоунов, господин фон Липвиг! Только с согласия клоунов!