Держава (том второй) - [141]

Шрифт
Интервал

— Последствия по всей роще, что на сопке растёт.

— И опять–таки следует во всём искать положительный штрих… Насаждениям–то полезно. И у тебя белая кожа, а на мою погляди, — расстегнул ворот, продемонстрировав синюю грудь утопленника.

— Да, это не «Идеал», это китайская синька «Смерть дракона», — загыгыкал Рубанов.

— Про такие тяготы армейской службы нам в ПВУ не говорили. Хотя я и принял синий окрас, но мой Сидоров всё равно молодец, несмотря на то, что ногу подвернул.

— Ага! На Козлова равняется! — вновь загыгыкал Аким.

— … Кому–то поручил рубахи с кителем выкрасить… Заботится, — не слушал товарища Зерендорф.

— Во, чёрт, под ногами целая лужа натекла, — поднялся Аким, набросив на плечи шинель. Пока настрой появился, пойду Егоршу заставлю рубахи с френчиком выкрасить, — выбрался из палатки.

«Как раз и дождь перестал», — привычно козырнул Яблочкину в аляпистом, зелёно–красном мундире, но с орденами на груди:

— Владимир Александрович, где это вы такой прекрасный краситель достали? — поинтересовался у начальства.

— У Зозулевского спроси, — хмыкнул полковник, а за ним и Рубанов, с интересом разглядывая подошедшего к ним капитана в разноцветном сине–зелёно–чёрном кителе.

— Ваш денщик, господин капитан, сапожной ваксы в краситель явно переложил, с видом знатока прокомментировал форму начальника Аким. — Спасибо, великого князя Николая Николаевича рядом нет.

Или Драгомирова, — увеличил генеральский список Яблочкин, проследовав дальше.


Обойдя ловко маневрирующего на костылях унтер–офицера Сидорова, Рубанов остановился неподалёку от костра с кипящим над ним ведром, и сидящими в кружок солдатами.

Егорша, держа в руках замусоленную брошюру, из которой нижние чины надёргали листов для самокруток, читал остатки книжки:

— Во–первых, наипаче всего должны дети отца–матерь в великой чести держать, — строго оглядел дымившего махрой Дришенко. — Когда родители о чём–либо спросят, отвечать тотчас… И сначала сказать: что изволите, государь батюшко… Уразумел, Артёмка, как должон Гришке–косому, тьфу, тятьке своему отвечать, — послюнявив палец, перелистнул страницу: «Всегда время проводи в делах благочестивых, а празден не бывай», — продолжил чтение.

— А это к тебе относится. Да сидите, не вставайте, — махнул не подумавшим даже оторвать задницы от гаоляна, нижним чинам. — Чего читаешь? — полюбопытствовал Аким: «Неужели и сюда мадам Светозарская добралась?»

«Юности честное зерцало», — ответил Дришенко.

— А что в ведре? — сурово вопросил Рубанов.

— Так это, вашбродь, одёжу вашенскую собрался красить, — выкрутился солдат, подбросив в костёр охапку гаоляна.


После разборок, внимательно глядя под ноги, Рубанов целый час бродил по роще, разглядывая японские позиции, от которых тянуло гаоляновым дымом, и слабо светили огни костров.

Устав, присел на серый с прозеленью валун, и отчего–то ярко вспомнил Рубановку, задохнувшись от неожиданного счастья.

«Чему радуюсь? — поразился он. — Сижу на краю земли. В любой момент могут убить, а я радуюсь», — улыбнулся, вспомнив Натали и её слёзы по поводу потерянной кувшинки.


Ранним августовским утром, Аким, после традиционной прогулки в рощицу, сидел на сером с прозеленью валуне, запахнувшись в шинель, ибо китель, по словам Егорши, не один краситель, в синьку его ети, не берёт. Любуясь нереальной красоты картиной вершин сопок, островками выглядывающих из тумана, вдруг услышал в лагере какие–то крики.

«Синьку, что ли, привезли, — хмыкнул он. — Не успею нынче восходом полюбоваться», — направился в сторону бивака, разглядев в дымке тумана унтера Сидорова, прыгающего на здоровой ноге, и ловко орудующего костылём против норовящего огреть его прикладом, солдата.

— Ефимов, ты что ли? — вспомнил безалаберного часового 145‑го Новочеркасского полка.

— Так точно! — привычно вытянулся солдат, тут же заработав по хребту костылём.

— Отставить, — рявкнул Рубанов. — Вот с кого следует брать пример по части дисциплины, — проглотил последний слог, ибо из тумана, собственной персоной, вынырнул Дубасов. — Говорил мне ротный: «Не пей на ночь много ханшина!» — попал в объятья друга.

— Сопка с сопкой не сходится, а товарищ с товарищем.., — мял в объятьях Акима. — А я брата твоего позавчера встретил. О каких–то деньгах тужит, — выпустил друга из тисков своих рук.

— Виктор, да какими судьбами ты здесь? — всё не мог придти в себя от удивления Аким.

— Полкан приказал с группой охотников на разведку сходить… И территорию врага сфотографировать. Но, похоже, не туда попал. Чёрт в этих сопках, и то не разберётся… Да и карты толковой нет. Аким, а тебя что, разжаловали? — внимательно оглядел друга. — Что–то неважнецки выглядишь. И белый китель о твою шинель испачкал.

— Ничего, повоюешь месяц–другой, и тоже так выглядеть станешь, — повёл друга в палатку, по пути расспрашивая про Петербург.

В палатке застали одетого по форме Зерендорфа, собирающегося идти к своей полуроте.

— Витька-а, — опешил Зерендорф и, обняв, стал колошматить по спине товарища.

— Погоди–ка, — отстранился от него Дубасов. — Это что за интермедия в Буффе? Сиреневый китель с орденом, — склонившись, чуть не понюхал Станислава. — Клюква на шашке и третья звёздочка на погонах…


Еще от автора Валерий Аркадьевич Кормилицын
Излом

Роман В. Кормилицына «Излом» – попытка высказаться о наболевшем. События конца двадцатого века, стёршие с карты земли величайшую державу, в очередной раз потрясли мир и преломились в судьбе каждого нашего соотечественника. Как получилось, что прекрасное будущее вдруг обернулось светлым прошлым? Что ждёт наших современников, простых рабочих парней, пустившихся в погоню за «синей птицей» перестройки, – обретения и удачи или невзгоды и потери?Книга, достоверная кропотливая хроника не столь отдалённого прошлого, рассчитана на массового читателя.


Держава (том третий)

Третий том романа–эпопеи «Держава» начинается с событий 1905 года. Года Джека—Потрошителя, как, оговорившись, назвал его один из отмечающих новогодье помещиков. Но определение оказалось весьма реалистичным и полностью оправдалось.9 января свершилось кровопролитие, вошедшее в историю как «кровавое воскресенье». По–прежнему продолжалась неудачная для России война, вызвавшая революционное брожение в армии и на флоте — вооружённое восстание моряков–черноморцев в Севастополе под руководством лейтенанта Шмидта.


На фига попу гармонь...

Весёлое, искромётное повествование Валерия Кормилицына «На фига попу гармонь…» – вторая книга молодого саратовского прозаика. Жанр её автором определён как боевик-фантасмагория, что как нельзя лучше соответствует сочетанию всех, работающих на читательский интерес, элементов и приёмов изображения художественной реальности.Верный авторский глаз, острое словцо, динамичность сюжетных коллизий не оставят равнодушным читателя.А отсмеявшись, вдруг кто-то да поймёт, в чём сила и действенность неистребимого русского «авось».


Держава (том первый)

Роман «Держава» повествует об историческом периоде развития России со времени восшествия на престол Николая Второго осенью 1894 года и до 1905 года. В книге проходит ряд как реальных деятелей эпохи так и вымышленных героев. Показана жизнь дворянской семьи Рубановых, и в частности младшей её ветви — двух братьев: Акима и Глеба. Их учёба в гимназии и военном училище. Война и любовь. Рядом со старшим из братьев, Акимом, переплетаются две женские судьбы: Натали и Ольги. Но в жизни почему–то получается, что любим одну, а остаёмся с другой.


Разомкнутый круг

Исторический роман «Разомкнутый круг» – третья книга саратовского прозаика Валерия Кормилицына. В центре повествования судьба нескольких поколений кадровых офицеров русской армии. От отца к сыну, от деда к внуку в семье Рубановых неизменно передаются любовь к Родине, чувство долга, дворянская честь и гордая независимость нрава. О крепкой мужской дружбе, о военных баталиях и походах, о любви и ненависти повествует эта книга, рассчитаная на массового читателя.


Рекомендуем почитать
Иуда Искариот

Уже XX веков имя Иуды Искариота олицетворяет ложь и предательство. Однако в религиозных кругах христиан-гностиков всё настойчивее звучит мнение, основанное на якобы найденных свитках: "Евангелие от Иуды", повествующее о том, что Иисус Христос сам послал лучшего и любимого ученика за солдатами, чтобы через страдание и смерть обрести бессмертие. Иуда, беспрекословно выполняя волю учителя, на века обрекал свое имя на людское проклятие.Так кто же он – Иуда Искариот: великий грешник или святой мученик?


Дафна

Британские критики называли опубликованную в 2008 году «Дафну» самым ярким неоготическим романом со времен «Тринадцатой сказки». И если Диана Сеттерфилд лишь ассоциативно отсылала читателя к классике английской литературы XIX–XX веков, к произведениям сестер Бронте и Дафны Дюморье, то Жюстин Пикарди делает их своими главными героями, со всеми их навязчивыми идеями и страстями. Здесь Дафна Дюморье, покупая сомнительного происхождения рукописи у маниакального коллекционера, пишет биографию Бренуэлла Бронте — презренного и опозоренного брата прославленных Шарлотты и Эмили, а молодая выпускница Кембриджа, наша современница, собирая материал для диссертации по Дафне, начинает чувствовать себя героиней знаменитой «Ребекки».


Одиссея генерала Яхонтова

Героя этой документальной повести Виктора Александровича Яхонтова (1881–1978) Великий Октябрь застал на посту заместителя военного министра Временного правительства России. Генерал Яхонтов не понял и не принял революции, но и не стал участвовать в борьбе «за белое дело». Он уехал за границу и в конце — концов осел в США. В результате мучительной переоценки ценностей он пришел к признанию великой правоты Октября. В. А. Яхонтов был одним из тех, кто нес американцам правду о Стране Советов. Несколько десятилетий отдал он делу улучшения американо-советских отношений на всех этапах их непростой истории.


Том 3. Художественная проза. Статьи

Алексей Константинович Толстой (1817–1875) — классик русской литературы. Диапазон жанров, в которых писал А.К. Толстой, необычайно широк: от яркой сатиры («Козьма Прутков») до глубокой трагедии («Смерть Иоанна Грозного» и др.). Все произведения писателя отличает тонкий психологизм и занимательность повествования. Многие стихотворения А.К. Толстого были положены на музыку великими русскими композиторами.Третий том Собрания сочинений А.К. Толстого содержит художественную прозу и статьи.http://ruslit.traumlibrary.net.


Незнакомая Шанель. «В постели с врагом»

Знаете ли вы, что великая Коко Шанель после войны вынуждена была 10 лет жить за границей, фактически в изгнании? Знает ли вы, что на родине ее обвиняли в «измене», «антисемитизме» и «сотрудничестве с немецкими оккупантами»? Говорят, она работала на гитлеровскую разведку как агент «Westminster» личный номер F-7124. Говорят, по заданию фюрера вела секретные переговоры с Черчиллем о сепаратном мире. Говорят, не просто дружила с Шелленбергом, а содержала после войны его семью до самой смерти лучшего разведчика III Рейха...Что во всех этих слухах правда, а что – клевета завистников и конкурентов? Неужели легендарная Коко Шанель и впрямь побывала «в постели с врагом», опустившись до «прислуживания нацистам»? Какие еще тайны скрывает ее судьба? И о чем она молчала до конца своих дней?Расследуя скандальные обвинения в адрес Великой Мадемуазель, эта книга проливает свет на самые темные, загадочные и запретные страницы ее биографии.


Повесть об отроке Зуеве

Повесть о четырнадцатилетнем Василии Зуеве, который в середине XVIII века возглавил самостоятельный отряд, прошел по Оби через тундру к Ледовитому океану, изучил жизнь обитающих там народностей, описал эти места, исправил отдельные неточности географической карты.