Дервиш света - [3]

Способному, талантливому врачу, закончившему курс наук в университете и Военно-медицинской академии с отличием, открывалась блестящая карьера: остаться в Варшаве, открыть офтальмологический кабинет на Уяздовской Аллее. Или уехать в Петербург и занять заслуженное место при Санкт-Петербургском университете, или получить высокое назначение в тот же Туркестан по административной линии.

Нет, доктор избирает раз и навсегда свой собственный путь. Он идет в народ. Он задается целью избавлять восточных людей от слепоты.

Иван Петрович отказывается от высокого поста, отклоняет заманчивые предложения научных кругов и, отбыв положенные по законам три года военной службы в крепости Ново-Георгиевск, что под Варшавой, уезжает в далекий Туркестан, в кишлак Тилляу.

Лечить. Возвращать зрение. Предотвращать глазные болезни.

Иван Петрович полон самых высоких помыслов. Он несет людям свет.

Не его вина, что ему не все удалось из того, что им было задумано. Он предвидел трудности, препятствия, но всего предусмотреть, конечно, не мог.

Кто-то из поэтов Востока сказал:

Ты свет несешь для множества сердец,

А может, враг задуть его стремится.

Мы знаем, что высокая миссия Ивана Петровича в Тилляу осуществлялась успешно.

Пусть у него не было высокого звания или должности. Пусть он не накопил богатства и жил с семьей скромно. Пусть он шагал не по Невскому проспекту или по тротуарам варшавского Бельведера, а по пыли и гальке улочек Тилляу. Но он мог с сознанием своего достоинства отвечать на земные поклоны и певучее «ассалом алейкум» прохожего.

И, простим ему слабость, каждый признательный и бесконечно благодарный взгляд человека, которому он спас зрение, наполнял грудь доктора чувством гордости за русскую науку, цивилизацию, просвещение, гордости за свое врачебное искусство.

Но на пути доктора встала стеной русско-японская война.

Война помешала всем возвышенным мечтам. Ивана Петровича забрали на военную службу и отправили в Маньчжурию.

Возможно, до него не дошла бы очередь и его не вспомнили бы и не вызвали бы из захолустного Тилляу. Но туркестанский генерал-губернатор запомнил некоторые неосторожно оброненные доктором слова. В них не содержалось вроде ничего откровенно крамольного, но уж точно проглядывали гуманные и вольные идеи.

Генерал-губернатор в принципе был не против гуманности. Однако… доктор подавал дурной пример. Доктор вносил смятение своими бескорыстными делами в темный мир патриархальных устоев, расшатывал их, вызывая брожение умов.

И если бы не сказывалась широкая натура Ивана Петровича — он лечил, что говорится, невзирая на лица, с одинаковой внимательностью и успехом и господина волостного, и батрака Пардабая, и могущественного муфтия, и нищенку с базара — то его давно выжили бы из кишлака Тилляу за его бескорыстие.

Но сильные властители не могли заглушить в себе чувство благодарности чародею, вернувшему им свет.

Кишлак Тилляу проводил доктора на Дальний Восток. Доктора обрядили в почетные халаты. Их было столько, что «можно одеть роту джигитов».

Доктор шутил, но у него на сердце кошки скребли. Он не поверил, когда генерал-губернатор жал ему руку:

— Вернутся наши доблестные воины с победой и… тогда милости просим. Продолжайте ваш благородный эксперимент!

Но война кончилась, а доктору не нашлось места в созданной им амбулатории в Тилляу в Ахангаране. Его не отпустили с военной службы. Доктор служил теперь врачом в Самарканде в стрелковом полку.

III

Свет рождается во мраке.

Увайси

Тихий, зеленый и не слишком пыльный провинциальный город Самарканд казался погруженным в сновидения о своем тимуридском прошлом, блестящем и пышном.

Когда по Каттакурганской улице мимо магазинов и лавочек тарахтела гигантскими колесами арба или вдруг бряцали железные колокольцы на шеях верблюдов бесконечного каравана, приказчики выскакивали из магазинов на тротуар в радостной надежде увидеть хоть какое-нибудь зрелище.

Но зрелища не было. Ничего из ряда вон выходящего не происходило. Припекало булыжную мостовую южное солнце, ветер крутил на тротуаре забытую бумажку, на главном перекрестке дремал, позевывая, единственный на весь Самарканд постовой — полицейский Абдурахман в великолепной каракулевой папахе.

Ничего не происходило… Тишь да гладь царили в областном городе Самарканде. Но это, конечно, только при поверхностном взгляде. На самом же деле…

Сидит властитель на сундуке,

а сундук полон злобы.

В июле 1907 года, после разгона Государственной Думы, как и во всей России, в Туркестане наступили мрачные дни реакции.

В те дни почти вся Средняя Азия находилась под чрезвычайной и усиленной охраной. Распространялось это положение и на «тихий» Самарканд, бывшую столицу великого завоевателя!

Так и не удалось в те времена узнать истинной фамилии жившего и действовавшего в Самарканде геолога Георгия Ивановича. Да и неизвестно, были ли подлинными имя-отчество его.

Те, кто знал его, соблюдали чрезвычайную осторожность. Те, кто встречался с ним, запоминали только его внешность. Аскетическое лицо, цепкий взгляд. Глаза его точно пронзали душу. И голос, призывный, страстный, берущий за душу, нельзя забыть.