Деревянный меч - [27]

– Я так полагаю: если способен к этому делу, если пригоден, оно само скажется, а если нет, никакой учитель не поможет.

Он и сам не знал, как из него выскочили эти слова. Ничего подобного он говорить не собирался. Сколько раз вечером, засыпая, он мечтал, как придет к нему старый маг, посмотрит на него своими синими глазами и скажет: «Хочешь быть моим учеником?» Мечтание представлялось ему явственно до боли в глазах. Почему же он сказал сейчас что-то ни с чем не сообразное? Участливый взгляд незнакомца сулил помощь и поддержку, а Кенет предпочел бы умереть, нежели принять помощь от этого человека, с которым он так грубо обошелся в ответ на его участие.

– Неглупая мысль, юноша, – чуть помолчав, произнес незнакомец. – Того, что человек должен сделать сам, никто за него сделать не может.

Кенет кивнул. Воины, они все такие. Вот и учитель Аканэ знай покрикивает: «А ну-ка давай сам! Я и так все за тебя разжевываю – может, еще и глотать за тебя прикажешь?»

– Это хорошо, юноша, что вы не просите помощи. Помощь развращает.

Кенет едва не поперхнулся лапшой.

– Как это? – еле выговорил он, прокашлявшись.

– Благодеяние портит характер, – заметил незнакомец, наливая в свою чашку ароматное каэнское вино. – Человек перестает рассчитывать на свои силы, начинает надеяться на чужую помощь.

Все это было похоже на те сентенции, которыми потчевал Кенета рассерженный Аканэ, но в устах незнакомца звучало неуловимо по-иному.

– Благодеяния плодят бессильных, неумелых, неспособных, беспомощных. Хочешь уничтожить человека – помоги ему. Разве не так?

А вот такого Аканэ ему никогда не говорил.

Кенет неопределенно мотнул головой. При желании его кивок можно было истолковать как угодно. Ему не хотелось оскорблять вежливого незнакомца открытым несогласием, да и глупыми его парадоксальные выводы вроде не назовешь. Но все же, все же…

– Каждый человек сам определяет свою судьбу, – твердо заявил незнакомец и улыбнулся Кенету. Лучше всяких слов эта улыбка говорила: «Вы тоже из тех, кто определяет свою судьбу, и я рад встрече с вами».

– Каждый? – переспросил Кенет, понемногу поддаваясь обаянию силы, исходившей от этого спокойного, уверенного человека.

– Каждый, – кивнул незнакомец, – если он только достоин называться человеком. Так что если судьба его в беспорядке, сам он в этом и виноват.

Незнакомец вновь потянулся к кувшину, и Кенет невольно залюбовался движениями его гибкой сильной руки, а заодно присмотрелся повнимательней к облекавшему ее рукаву из простого небеленого полотна. Простого ли? Ой нет! Небеленое-то оно небеленое, но никак уж не простое, не домотканое. Тонкое, прочное, шелковистое не только на ощупь, но даже и на взгляд, великолепное, безумно дорогое, исполненное благородной неброской прелести. Как и обманчиво простой покрой удобной одежды. Кенет еще никогда не видел, чтобы платье сидело на человеке так ладно. Такого не остановят уличные грабители – да что с него взять, с сермяжного? Но зато перед ним незамедлительно откроются двери лучшего из домов – в подобных тонкостях слуги разбираются безошибочно: глаз наметанный. Неудивительно, что даже трактирный мальчишка так склонился, привычным чутьем угадав в незнакомце человека почтенного, зажиточного, а может, и облеченного властью. Куда там Кенету в его деревенской куртке!

Подумав о куртке, Кенет сперва снова смутился, а потом вспомнил, от кого он эту куртку получил. Вспомнил неуступчивого старика корзинщика, его сварливую доброту и его гордость. Вот хотя бы старика этого взять – да в чем он виноват? Разве его вина, что сын заболел в дороге и сильно задержался? Что односельчане его – люди черствые и неумные? Что пальцы его согнула старость? Что не в силах он продать свой дом и переселиться в другое место – да и куда, кстати? В его-то годы… да кому и где он нужен? И куда бы вернулся его сын? И кто бы купил его дом? Но разве он в этом виноват? Даже его нелепая, упрямая, забавная, трогательная, несгибаемая гордость – разве он виноват, что его так воспитали? Что вся его долгая жизнь убедила его в собственной правоте?

Вот он, к слову сказать, и старался все сам да сам и никого, кроме себя самого, ни в чем не винил. И помощи не просил и не ждал. А вышло так, что Кенет помог старику корзинщику, а старик помог Кенету, и что-то не похоже, чтобы их эта помощь, по выражению незнакомца, развратила.

Воспоминание о старике корзинщике отрезвило Кенета. Теперь он глядел на своего собеседника с глубоким недоумением, почти с жалостью: как может такой сильный и явно умный человек нести такую ерунду?!

– Нынешние молодые люди все больше на помощь рассчитывают, на влиятельных друзей, на родных – ну, вы меня понимаете? Приятно встретить человека, который пытается прожить свою жизнь сам.

Кенет слегка нахмурился: несмотря на несомненную справедливость слов незнакомца, похвала показалась ему неприятной.

– Такому человеку я был бы только рад чем-нибудь посодействовать.

Кенет чуть кривовато усмехнулся в ответ.

– Вам так охота меня развратить? – Кенет надеялся, что шутка вышла не слишком резкой. Незнакомец, еще недавно столь привлекательный, теперь ему определенно не нравился, и оттого Кенет особенно старался вести себя вежливо: перед тем, кого любишь и уважаешь, неохота ударить в грязь лицом, но перед тем, кто тебе не нравится, это неприятно вдвойне.