Деревянные пятачки - [49]

— Да нет... Я другой раз дня по два не ел, а нынче сытый. Шофера в санатории накормили. Так что до утра хватит.

— Ну, до утра. Утром мы само собой, а сейчас тоже надо.

В купе, как мы вошли, затихли. Мальчонка сразу почувствовал, что разговор, видно, о нем шел. Остановился в проходе.

— Иди, иди, сынок, — позвал я, — садись смелее, это моя лавка, — и попросил лысого, чтобы он уступил место.

Доехали мы до Ленинграда хорошо. И все было хорошо. Жена обрадовалась мальчонке, как родному. Да я и не сомневался, полагал, так и должно быть.

Ну, первым делом, конечно, одели его. Все как полагается, вплоть до школьной формы. Портфель купили, тетрадки, карандаши, ручку. Сводили его в цирк, в ТЮЗ. Рад-радешенек. Как щегол — только и вертит головой туда-сюда. Все ему интересно. Стол ему поставили, за которым он будет делать уроки. Пришел я как-то с работы, гляжу — чего-то пишет.

— Это я, — говорит, — папа, письмо сестренкам пишу, как мне хорошо у вас.

Повела его жена в школу. Я на работе был. Мне и в голову не приходило, что могут возникнуть какие-то осложнения. Конечно, понимал — мальчонка пропустил год, да и в этом году опоздал чуть ли не на два месяца. Ну и что? Ведь бывает же, что и по второму году другие ученики остаются в том же классе. Но оказалась совсем другая причина. Директор школы — и ведь женщина, вот что непонятно мне, — отказалась его принять, побоялась, что на учеников он может плохо повлиять. Жена и так ей, и этак, ну да разве докажешь, если человек не расположен.

— Ладно, — говорю жене, — не расстраивайся. Не одна школа. Есть и другие. Завтра отпрошусь с работы, сам схожу.

И пошел. Мальчонку взял с собой. В другой школе директором оказался мужчина. Объяснил я ему.

— Хорошо, пускай приходит. В четвертый «Б» класс его зачислим, только документы на него принесите.

— Да нет ничего у него, — говорю.

— А вы сходите в милицию. Пусть хотя бы прописку дадут.

— Это, — говорю, — можно. Схожу.

Тут же и пошел. Толю отправил домой, а сам пошел. Сначала к паспортистке сунулся, но она говорит — надо к начальнику идти. Пошел к начальнику. Принял он меня. Выслушал и говорит:

— Для того чтобы его прописать, надо вам сначала усыновить его. А чтобы усыновить, нужно разрешение матери.

— Да какое же может быть разрешение, если она бросила его?

— А этого ни вы, ни я не знаем.

— Как же не знаем, если он мне все рассказал?

— Мало ли что он расскажет. Он, может быть, сбежал от матери.

— Зачем же ему бежать от хорошей матери?

— Бывает, что и от хорошей бегают. Всякое случается.

— Да где же ее найдешь? Она, может, и фамилию свою сменила.

— А может, она сама уже подала в розыск?

— А если не подавала и не собирается, потому что ей мужик дороже своих детей, тогда как?

— Тогда ее искать надо.

— Да как же ее найдешь? Может, она и верно фамилию сменила?

— А вы спокойнее, не кричите.

— Я не кричу. Это уж у меня голос такой. Только где же ее искать-то?

— Этого я не знаю. Но без разрешения матери нельзя усыновлять. К тому же, может, он из детского дома сбежал?

— Это сначала сбежал, а потом она бросила его.

— Это все он говорит.

— Да не только он, и я говорю. Вы мне поверить можете? Ведь я и на войне был. И вот уже двадцать лет на одном заводе работаю. Орденом недавно меня наградили. Почему же вы не хотите мне поверить?

— Вам я верю. А вот ему погожу. У нас на этот счет всякие случаи бывали.

— У меня только один интерес, товарищ начальник, чтобы мальчонка не пропал. Ведь на базаре его подобрал.

— Ну, если бы не вы, милиция подобрала бы его. Не пропал бы. У нас на этот счет государство заботится.

— Но если мальчонка не хочет в детский дом, а в семью хочет, и мы хотим?

— Так я не возражаю, только надо как следует оформить усыновление.

— Так помогите мне! Как же я усыновлю, если не знаю, где его мать.

— Вы опять кричите.

— Да не кричу я, это от работы такой у меня голос. Извиняюсь. Только мне одно непонятно — что же такого я плохого делаю, что вы не можете мне помочь. Или вам потом будет приятней заниматься с ним, когда он станет преступником?

— Ну, до этого не допустим.

— Я бы не допустил! А теперь как? Что с ним делать-то?

— К нам приведите.

— То есть как это к вам?

— Да так, вы не имеете права без документов его держать. Приведите к нам, а мы его определим куда следует.

— Да вы что? Как же я тогда ему в глаза посмотрю? Ведь я же обнадежил его, обещал, что он у меня будет жить. А теперь что же выходит? Обман!

— Слишком вы доверчивы. Ведь вы же ничего не знаете о нем. Мало ли чего он вам наговорил. А где у вас гарантия? Он поживет у вас какое-то время и сбежит, да еще кое-что прихватит. У нас и такие случаи известны.

— Не сделает он этого. Поверьте мне... Очень прошу, дайте ему прописку.

— Не могу.

— Ну, на мою ответственность,

— В таких случаях я сам за вас отвечаю.

Вышел я от него сам не свой. Домой идти никак не могу. Что там скажу? Как объясню мальчонке, чтобы он понял, если я сам ничего не понимаю? Долго я ходил из улицы в улицу, и вдруг меня осенило. Я снова к начальнику. Повезло, застал его.

— Ладно, я же не возражаю, согласен, можно и к матери обратиться, Искать ее буду, только пусть мальчонка у меня это время живет. Может, за месяц какой ее найдем, Ему в школу надо...