Деревянное море - [11]
— А это что еще за штука? — Я поднял с пола вещицу, похожую на гибрид CD-плеера и миниатюрной летающей тарелочки.
— Не тронь, Фрэнни, сломаешь! — Он искал что-то на полке, забитой огромными альбомами по искусству. — Сядь и подожди минутку. Я сейчас.
— Послушай, когда б я ни пришел, ты меня всякий раз осаживаешь!
— Вот она где! — Он вытащил альбом величиной с дверь, поглядел на свою руку, поморщился и вытер ее о штанину. Потом открыл книгу и принялся ее листать. — Тебе что больше нравится — быть избранным или стать объектом розыгрыша?
— Что ты хочешь этим сказать? — Я поднял плеер-летающую тарелочку и, подержав секунду в руке, положил на прежнее место.
— Что бы ты предпочел — пережить метафизическое приключение или чтобы какой-нибудь тип выставил тебя дураком?
— Нет. Мои домашние гонят меня вон от телевизора, когда смотрят «Секретные материалы» и «За гранью возможного», потому что, когда там показывают всякие чудеса, меня начинает разбирать смех.
Судя по выражению его лица, Джордж перестал меня слушать, как только я сказал «нет». Но вдруг он замер, неожиданно прекратив листать страницы, и на лице его появилась улыбка, каких я за ним прежде не замечал — вся его физиономия засияла, как воздушный шарик, взмывающий ввысь. Но не только это. Второй раз за последние два дня по выражению на чужом лице мне становилось ясно, что ко мне неотвратимо приближается какое-то важное событие и я должен пристегнуть ремень безопасности, чтобы достойно его встретить. В первый раз это случилось перед тем, как Сьюзен рассказала о своем разрыве с мужем. Но перемена в лице Джорджа подействовала на меня сильнее, потому что он был не склонен выплескивать наружу свои эмоции. Я-то слишком хорошо его знал, а кто другой вполне мог бы принять за недоумка. Он никогда не реагировал на события жестами и восклицаниями.
— «Бойся лишь двух вещей: Бога и того, кто не боится Бога». Это из Корана, Фрэнни.
Что уж он там имел в виду, не знаю, но он подошел ко мне, держа в обеих руках раскрытый альбом. Положив его мне на колени, он отступил в сторону. Я поднял на него глаза в ожидании объяснений, но он лишь кивком указал на книгу. С лица его по-прежнему не сходила эта странная улыбка.
Я послушно перевел взгляд на раскрытую страницу. И глаза мои тотчас выскочили из орбит.
— Ни хера себе! — Головы я не поднял. Мой взгляд вцепился в картинку. Я не мог поднять голову. — Ни хера себе!
— Название видишь?
— Да, Джордж, вижу я название! И что мне теперь делать, а? Что мне со всем этим прикажешь делать? Видел ли я название? По-твоему, я полный идиот, да? Я ведь читать умею…
— Да не кипятись ты так, Фрэнни. — И это тоже было сказано с улыбкой. Сукин сын продолжал улыбаться.
На странице альбома, лежавшего у меня на коленях, была репродукция картины неизвестного художника года этак 1750-го. Запомните — тысяча семьсот пятидесятый! То был портрет собаки. Трехногий, одноглазый питбуль, расцветкой напоминавший «мраморный» торт, сидит мордой к вам, чуть скосив взгляд направо. Над головой пса, раскинув крылья, парит белая птица — голубка? Позади них в долине — замок. Еще дальше — буколический пейзаж: пересеченная местность, извилистая речушка, фигурки крестьян на виноградниках. Собаку легко можно было заменить владетельным лордом или богатым землевладельцем — стоял бы себе на горушке над своими владениями, над всем, чего он достиг в жизни: вот, мол, смотрите, завидуйте. Но на картине был никакой не лорд, и вообще не человек, а питбуль. И очень мне знакомый.
Называлось полотно «Олд-вертью».
— Как ты о ней узнал, Джордж?
— Я вспомнил эту картину.
Я закрыл альбом и прочитал на обложке название: «Знаменитые портреты животных».
— В предисловии что-нибудь есть об этой картине?
— Ничего.
— Почему же ты мне сразу не сказал, когда увидел собаку и я назвал тебе ее имя?
— Потому что сперва хотел узнать, что ты обо всем этом думаешь.
Я так разозлился, что еще немного — и треснул бы его альбомом по башке. Я был так ошарашен, что мне захотелось самому спрятаться от всех во второй яме, которую я собирался выкопать для мертвого пса. Я уронил книгу на пол. Джордж потянулся было за ней но, заметив, что мое тело напряглось, счел за лучшее не приближаться.
— И что мне теперь со всем этим прикажешь делать?
Он резко опустился на корточки, как кетчер в бейсболе, и схватился за поручень моего кресла, чтобы не упасть на задницу. Мы помолчали. Чак перевернулся на спину и стал изгибать туловище из стороны в сторону, как делают собаки, чтобы выразить свою радость или просто подурачиться.
— Джордж, что бы ты стал делать на моем месте?
— Похоронил бы пса снова. И посмотрел бы, что из этого получится.
— Ничего другого мне не остается, верно?
— Почему же, можно его кремировать в приюте для животных «Амерлинг», но не думаю, что это решит проблему.
— Он снова вернется, да?
— Думаю, да. Вернется.
— Ни одно доброе дело не остается безнаказанным. Вот как приходится расплачиваться за то, что проявил сочувствие к собаке: этот сукин сын теперь, после смерти, меня преследует. Абсурд какой-то.
Почему мне кажется, что все это происходит не со мной?
Джонатан Кэрролл — американец, живущий в Вене. Его называют достойным продолжателем традиций, как знаменитого однофамильца, так и Г. Г. Маркеса, и не без изрядной примеси Ричарда Баха. «Страна смеха» — дебютный роман Кэрролла, до сих пор считающийся многими едва ли не вершиной его творчества. Это книга о любви как методе художественного творчества, о лабиринтах наваждения и о прикладной зоолингвистике (говорящих собаках).
Знаменитый архитектор получает необычный заказ — построить в одной из арабских стран музей, посвященный «лучшему другу человека». Все дело в том, что собаки играли мистическую роль в жизни местного царька, не раз спасая ее. Проект музея приходит внезапно — архитектор просто увидел его отражение на стене. Но все идет вкривь и вкось: в стране начинается гражданская война, и здание решено возводить в Австрии. Целая цепь совершенно невероятных событий и происшествий приводит архитектора к тому, что он с ужасом понимает — его заставили строить новую Вавилонскую башню, а истинный заказчик — вовсе не арабский князь…
Когда с вами происходит нечто особенное, найдите поблизости подходящую палочку — и не прогадаете. Это может быть встреча с любимым человеком или его внезапная смерть, явление призрака прошлого или будущего, убийственное выступление румынского чревовещателя по имени Чудовищный Шумда или зрелище Пса, застилающего постель.Когда палочек соберется много, устройте им огненную свадьбу.
В древней европейской столице — Вене — молодой американский писатель пытается заглушить давний комплекс вины, связанный с трагической смертью старшего брата. Заводя новые знакомства, позволяя себе влюбиться, он даже не догадывается, что скоро услышит замогильный клекот заводных птиц и треск пламени из цилиндра мертвого иллюзиониста.
Неутомимый бабник Винсент Эгрих умер. Но возвращен к жизни ангелами-хранителями – ангелами и в прямом смысле, и в переносном – в обличье двух прекрасных женщин, чтобы защитить от сил Хаоса своего еще не рожденного сына, которому суждено восстановить мировую гармонию. Но в первую очередь Этрих должен вспомнить обстоятельства собственной смерти…Впервые на русском.
В романе "Время ангелов" (1962) не существует расстояний и границ. Горные хребты водуазского края становятся ледяными крыльями ангелов, поддерживающих скуфью-небо. Плеск волн сливается с мерным шумом их мощных крыльев. Ангелы, бросающиеся в озеро Леман, руки вперед, рот открыт от испуга, видны в лучах заката. Листья кружатся на деревенской улице не от дуновения ветра, а вокруг палочки в ангельских руках. Благоухает трава, растущая между огромными валунами. Траектории полета ос и стрекоз сопоставимы с эллипсами и кругами движения далеких планет.
Какова природа удовольствия? Стоит ли поддаваться страсти? Грешно ли наслаждаться пороком, и что есть добро, если все захватывающие и увлекательные вещи проходят по разряду зла? В исповеди «О моем падении» (1939) Марсель Жуандо размышлял о любви, которую общество считает предосудительной. Тогда он называл себя «грешником», но вскоре его взгляд на то, что приносит наслаждение, изменился. «Для меня зачастую нет разницы между людьми и деревьями. Нежнее, чем к фруктам, свисающим с ветвей, я отношусь лишь к тем, что раскачиваются над моим Желанием».
«Песчаный берег за Торресалинасом с многочисленными лодками, вытащенными на сушу, служил местом сборища для всего хуторского люда. Растянувшиеся на животе ребятишки играли в карты под тенью судов. Старики покуривали глиняные трубки привезенные из Алжира, и разговаривали о рыбной ловле или о чудных путешествиях, предпринимавшихся в прежние времена в Гибралтар или на берег Африки прежде, чем дьяволу взбрело в голову изобрести то, что называется табачною таможнею…
Отчаянное желание бывшего солдата из Уэльса Риза Гравенора найти сына, пропавшего в водовороте Второй мировой, приводит его во Францию. Париж лежит в руинах, кругом кровь, замешанная на страданиях тысяч людей. Вряд ли сын сумел выжить в этом аду… Но надежда вспыхивает с новой силой, когда помощь в поисках Ризу предлагает находчивая и храбрая Шарлотта. Захватывающая военная история о мужественных, сильных духом людях, готовых отдать жизнь во имя высоких идеалов и безграничной любви.
Что между ними общего? На первый взгляд ничего. Средневековую принцессу куда-то зачем-то везут, она оказывается в совсем ином мире, в Италии эпохи Возрождения и там встречается с… В середине XVIII века умница-вдова умело и со вкусом ведет дела издательского дома во французском провинциальном городке. Все у нее идет по хорошо продуманному плану и вдруг… Поляк-филолог, родившийся в Лондоне в конце XIX века, смотрит из окон своей римской квартиры на Авентинский холм и о чем-то мечтает. Потом с риском для жизни спускается с лестницы, выходит на улицу и тут… Три персонажа, три истории, три эпохи, разные страны; три стиля жизни, мыслей, чувств; три модуса повествования, свойственные этим странам и тем временам.
Герои романа выросли в провинции. Сегодня они — москвичи, утвердившиеся в многослойной жизни столицы. Дружбу их питает не только память о речке детства, об аллеях старинного городского сада в те времена, когда носили они брюки-клеш и парусиновые туфли обновляли зубной пастой, когда нервно готовились к конкурсам в московские вузы. Те конкурсы давно позади, сейчас друзья проходят изо дня в день гораздо более трудный конкурс. Напряженная деловая жизнь Москвы с ее индустриальной организацией труда, с ее духовными ценностями постоянно испытывает профессиональную ответственность героев, их гражданственность, которая невозможна без развитой человечности.
Роман-антиутопия талантливого английского писателя А. Гарленда о самосознании наших молодых современников, выросших в городских джунглях в условиях глобальной коммерциализации мира.Архетипический мотив поисков земного рая, его обретение и разрушение обнаруживают внутреннюю противоречивость и духовный трагизм поколения без иллюзий.Сочетание серьезной проблематики с сюжетной динамикой, оригинальность стилистических решений делают книгу Гарленда достойной внимания широкого круга читателей.
Впервые на русском — новый роман Брэдбери.Роман, писавшийся более полувека — с 1945 года до 2000-го — от одной символической даты до другой.Роман, развившийся из рассказов «Апрельское колдовство», «Дядюшка Эйнар» и «Странница», на которых выросло не одно поколение советских, а потом и российских читателей. Роман, у истоков которого стоял знаменитый художник Чарли Аддамс — творец «Семейки Аддамсов».И семейка Эллиотов, герои «Из праха восставших», ничуть не уступает Аддамсам. В предлагаемой вашему вниманию семейной хронике переплетаются истории графа Дракулы и египетской мумии, мыши, прошедшей полмира, и призрака «Восточного экспресса», четырех развоплощенных кузенов и Фивейского голоса…
Элен — любовница женатого мужчины. Конечно, она просит его жениться на ней, конечно, он всегда отказывает. Однажды она исповедуется в своём грехе католическому священнику-ирландцу, и положение меняется.
В своем первом большом романе «Смерть — дело одинокое», написанном через 20 лет после романа «Что-то страшное грядет», мастер современной фантастики Р. Брэдбери использует силу своего магического дара совершенно по-новому и дарит нам произведение, которое является вкладом в жанр крутого детектива и одновременно с мягкой ностальгией воскрешает в памяти события 1949 года и маленький городок Венеция в Калифорнии.