Дерево лжи - [17]

— Прошу прощения, доктор, не позволяйте мне укорачивать вашу речь. — Мисс Хантер любезно улыбнулась. Фейт показалось, что она сделала легкий акцент на слове «укорачивать».

Реакция доктора Джеклерса не оставляла сомнений. Его румяное лицо приобрело свекольный оттенок. Он с горечью посмотрел на мисс Хантер. И хотя это был высокий мужчина, Фейт подумала, что замечание мисс Хантер могло быть завуалированной шпилькой по поводу его роста. Возникло ощущение, что у этих слов есть скрытый смысл.

— Я просто говорю, — настойчиво продолжил доктор, — что Всемогущий предусмотрел для каждого из нас свое место в этом мире…

Его слова оказались роковыми: разразился спор по поводу эволюции. Естествоиспытатели любили дискутировать. Дома Фейт привыкла к тому, что гости ее отца, улыбаясь и добродушно подшучивая друг над другом за чашкой чаю, развивали свои теории, подхлестывая их, словно лошадей на скачках. Разногласия по поводу теории эволюции были совсем другое дело. Щепки летели в разные стороны!

Этот спор тоже получился не из приятных. К удивлению Фейт, всегда мягкий и обходительный Клэй оказался самым громким и непримиримым спорщиком.

— Ламарк и Дарвин глубоко заблуждаются! — заявил он. — Предположив, что виды меняются, мы допускаем, что они изначально были созданы несовершенными! Мы критикуем самого Бога!

— Но, Клэй, а как же останки вымерших животных? — возразил Ламбент. — Мастодонт! Огромный пещерный медведь! Туры! Динозавры!

— Все погибли во время Всемирного потопа, — тотчас без колебаний ответил Клэй, — или во время других подобных катаклизмов. Господь много раз находил целесообразным очистить мир, населяя его всё новыми видами.

— Но ископаемые… большинству из них как минимум десятки тысяч лет, то есть они существовали задолго до Потопа…

— Это невозможно. — Клэй был непреклонен. — Благодаря Священному Писанию мы знаем, сколько лет миру. Ему не больше шести тысяч лет.

Самый пожилой джентльмен одобрительно кивнул при этих словах. Другие мужчины притихли и пришли в замешательство. Клэй обратил внимание на повисшую тишину.

— Доктор Джеклерс, — воззвал он, — вы же утверждали то же самое! Я помню, как вы беседовали на эти темы с моим отцом…

— Возможно, беседовал лет десять назад. — Доктор Джеклерс тоже выглядел смущенным. — Клэй… в последние десять лет все изменилось.

Фейт, будучи дочерью естествоиспытателя, знала, о чем речь. Мир изменился. Его прошлое изменилось, а вместе с ним и все остальное. Когда-то давным-давно все знали, что земля была сотворена за неделю и человек — венец вселенной, а миру не больше нескольких тысяч лет. Но потом ученые выяснили, сколько времени требуется камню, чтобы стать слоеным, как тесто. Были найдены ископаемые и странные человеческие черепа неправильной формы с покатыми лбами. А когда Фейт стукнуло пять лет, миру явилась книга под названием «Происхождение видов»,[7] и он сотрясся до основания, словно лодка, наткнувшаяся на мель. Так начало разворачиваться неведомое прошлое. Десятки тысяч, сотни тысяч, даже миллионы лет… и чем глубже уходили темные века, тем более жалким выглядело человечество. Оно не было сотворено в самом начале, и весь мир отнюдь не был преподнесен ему в дар. Нет, оно явилось последним, а его предки выбрались из ила и ползали по грязи.

Библия не лгала. Каждый добропорядочный набожный ученый это знал. Но камни, ископаемые и кости тоже не лгали, и, судя по всему, они собирались рассказать совсем другую историю.

— Истина не изменилась! — воскликнул седовласый тощий старичок. — Изменилось лишь мнение о ней сомневающихся! Среди нас находится преподобный Эразмус Сандерли, чье величайшее открытие является неоспоримым доказательством правдивости Евангелия!

Все взгляды обратились на отца Фейт, который не осмеливался поднять глаз.

— Я был одним из первых, кого пригласили проверить его нью-фолтонскую находку, — продолжил пожилой джентльмен. — Когда я взглянул на нее и увидел человеческое плечо и следы растущего из него крыла, я испытал… благоговейный трепет. Я сразу же понял, что это. «Это, — воскликнул я, — древний нефилим, и он не менее настоящий, чем я сам. Клянусь своей репутацией!»

Щеки преподобного дернулись при слове «репутация». Фейт искренне ему посочувствовала. Сначала она обрадовалась, что у ее отца есть такой пылкий сторонник, но заявление пожилого джентльмена было слишком эмоциональным, и она занервничала.

— Мои дорогие друзья, — произнес Ламбент, — не думаю, что всем гостям интересна эта тема.

Вскоре общество разделилось. На какое-то время в воздухе повисла натянутость, гости вели себя нарочито вежливо. Общество дам было, безусловно, приятным, но теперь джентльменам не терпелось, чтобы леди ушли пить чай и они могли спокойно и без стеснения обсудить научные вопросы.

С упавшим сердцем Фейт пришлось уйти вместе с остальными дамами. «Это твое будущее, — произнес жестокий голос в ее голове. — Уходить с интересных разговоров, потому что тебе не позволено на них присутствовать».

В коридоре ее внимание привлекла открытая дверь. За ней виднелась крошечная комнатка, пропахшая пылью и формальдегидом. Дневной свет из высоких окон отражался на застекленных шкафчиках и в глазах чучел. Кунсткамера, обитель натуралиста. Фейт бросила взгляд на Миртл и других дам, никто из них не обращал на нее ни малейшего внимания. Ощутив укол возмущения, она услышала знакомый мотив в ушах: «Если мне нельзя есть за столом, я могу подобрать объедки». Девочка скользнула в маленькую комнату, беззвучно прикрыв за собой дверь.