Дерево даёт плоды - [59]
— Почему? Ведь их расстреливают.
— Не умничай, ты семь раз раненный! Я с тобой объясняться не собираюсь. Откуда у тебя эта рана?
— Восточный фронт. Последняя.
Я отошел от него. Блондин что‑то кричал, приставив ко рту сложенные в трубку ладони, мутная река текла спокойно. Через час мы встретили милицейский катер. Нам приказали зайти в маленький порт, составили протокол и забрали с палубы Вебера. Только сейчас дошло сообщение, переданное людьми Прокопюка.
— Этого мы заберем, а вы не боитесь, что остальные снова начнут шкодить по дороге? Оружие есть? — спросил милиционер.
Я показал винтовку.
— Возьмите «пепеша», может пригодиться. И ежели что — не церемоньтесь. Бог в помощь.
— Спасибо. Автомат вернем по прибытии на место. Отчаливай!
На берегу собралась небольшая толпа, взрослые и дети махали руками, когда мы отплывали.
XI
До места назначения мы добрались без происшествий. Козак уже дожидался с вагонами, хотел тотчас же приступить к перегрузке, чтобы успеть прицепить вагоны к специальному поезду, который с весьма ценным грузом должен был завтра покинуть город.
— Подумайте, три вагона со святыми апостолами, пульман с американскими офицерами, охрана — десять солдат, вместе ехать будет безопасней.
Я остановил солдат корпуса безопасности, которые приехали за пленными, и упросил их подождать до утра. Двоих они оставили на месте, поэтому нам никого не пришлось отряжать в охрану. Работали все — они, мы и нанятые рабочие, — пока последняя картофелина не очутилась в Еагоне. Только тогда я почувствовал боль в груди и нестерпимую жажду. Пронизы — ваемый резкой, колющей болью, уже на станции, пропахшей махорочным дымом, я недоуменно рассматривал в зеркале свое покрасневшее лицо и тени под глазами.
— Вы больны, Лютак, — сказал инженер Козак. — Лишь бы это не было воспалением легких. Я раздобуду вам какие‑нибудь таблетки, но тут необходим врач.
Прежде чем пришел из города доктор, меня уложили в вагоне охраны на мягком диване, укрыли одеялами и напоили чаем с коньяком. Поэтому я не видел акта передачи пленных. Слышал только доносившиеся с перрона английские и немецкие слова, раздраженный голос Шатана и объяснения переводчика. Нападение. Покушение. Один раненый. Хотят затопить продовольствие. Гитлеровцы. Мне было холодно, я лязгал зубами и дрожал. Когда доктор достал шприц и Шатан перевернул меня на живот, я увидел распростертого на ящике Вебера и его голые, залатанные ягодицы, потом тело Катажины, серое, как стена тюремной камеры, и еще — лицо сестры из Красного Креста. Мне казалось, что я слышу незнакомый голос, который произносит:
— Не хочу сейчас болеть, не хочу.
Кто‑то начал меня укачивать, воспаленными глазами я видел лишь пролетавшие над головой ослепительно сверкающие прямоугольники. Я сосал какую‑то кислятину. Болен, болен, простудился, запрятали меня куда‑то, но я не чувствую запаха картофеля и реки. Даже запаха реки не чувствую. Это, наверное, поезд. Вагоны со святынями.
— Кася, держись! — крикнул я. — Это ерунда, совершеннейшая ерунда!
До места я доехал почти без сознания. Меня разбудил военный оркестр, звуки польского и американского гимнов, барабанная дробь. В купе было пусто, за окном смутно вырисовывались флаги, и больше ничего. Потом послышался голос Ганки, но мне показалось, что это наваждение, и я не открыл глаз. Надо, однако, что‑то сделать, обязательно что‑то сделать, чтобы не поддаться болезни, иначе придут и впрыснут яд. Я здоров, я крепок, достаточно встать, распрямиться, сделать несколько шагов. Почему я не встаю?
Проклятые ноги, проклятые руки, почему они не слушаются? Aufstehen! Aufstehen!
Как будто я наболтал с три короба, вызывал какого‑то Вебера и утешал Катажину, обещая ей огромное количество теплой воды для мытья. Рассказывали, что бредил я «очень некрасиво». Тяжелое воспаление легких, температура — сорок.
Отлеживался дома, Ганку отпустили с работы, и она не отходила от меня круглые сутки. Появлялись какие‑то врачи, делали уколы, измеряли температуру, выслушивали легкие и сердце, а я поддался болезни. Все‑таки поддался. Хотя кризис уже миновал, вялость мыслей и мускулов не проходила, как будто все внутри было поражено. Якобы даже плакал, когда Ганка подсовывала под меня судно. Потом все сделалось настолько безразличным, что я уже ни на что не реагировал.
Однажды я увидел в комнате Ганку и Катажину, обе сидели, слегка наклонившись вперед и закрыв лицо руками.
— Ты пришла со мной проститься? — прошептал я. — Тебе сказали, что я подыхаю?
— Нет. Ганка хотела, чтобы я пришла. Тебе лучше, правда? «
— Да. По крайней мере, так мне кажется. Что же это я хотел тебе сказать?
Боже, как лениво шевелятся мысли. Вот именно, что же я хотел сказать Катажине, наверняка нечто важное, только что? Задать вопрос. Вопрос? Все равно не имеет значения.
— Я все время был дома? — спросил я у Ганки, а когда она подтвердила, взглянул на Катажину. Та встала, подошла к окну.
— Не говори столько, ты еще слаб, — сказала Ганка. — Хочешь чаю? Катажина принесла настоящий. Я заварила.
Она поила меня с ложечки, тревожно заглядывая в глаза.
— На заводе все в порядке, Ромек. О тебе постоянно справляются. Шатан звонит каждый день.
Книга в 1973 году отмечена I премией на литературном конкурсе, посвященном 30-летию Польской рабочей партии (1942–1972). В ней рассказывается, как в сложных условиях оккупации польские патриоты организовывали подпольные группы, позже объединившиеся в Польскую рабочую партию, как эти люди отважно боролись с фашистами и погибали во имя лучшего будущего своей родины.
В детстве она была Софьей Олелькович, княжной Слуцкой и Копыльской, в замужестве — княгиней Радзивилл, теперь же она прославлена как святая праведная София, княгиня Слуцкая — одна из пятнадцати белорусских святых. Посвящена эта увлекательная историческая повесть всего лишь одному эпизоду из ее жизни — эпизоду небывалого в истории «сватовства», которым не только решалась судьба юной княжны, но и судьбы православия на белорусских землях. В центре повествования — невыдуманная история из жизни княжны Софии Слуцкой, когда она, подобно троянской Елене, едва не стала причиной гражданской войны, невольно поссорив два старейших магнатских рода Радзивиллов и Ходкевичей.(Из предисловия переводчика).
Роман «Серапионовы братья» знаменитого немецкого писателя-романтика Э.Т.А. Гофмана (1776–1822) — цикл повествований, объединенный обрамляющей историей молодых литераторов — Серапионовых братьев. Невероятные события, вампиры, некроманты, загадочные красавицы оживают на страницах книги, которая вот уже более 70-и лет полностью не издавалась в русском переводе.У мейстера Мартина из цеха нюрнбергских бочаров выросла красавица дочь. Мастер решил, что она не будет ни женой рыцаря, ни дворянина, ни даже ремесленника из другого цеха — только искусный бочар, владеющий самым благородным ремеслом, достоин ее руки.
Мрачный замок Лувар расположен на севере далекого острова Систель. Конвой привозит в крепость приговоренного к казни молодого дворянина. За зверское убийство отца он должен принять долгую мучительную смерть: носить Зеленый браслет. Страшное "украшение", пропитанное ядом и приводящее к потере рассудка. Но таинственный узник молча сносит все пытки и унижения - и у хозяина замка возникают сомнения в его виновности. Может ли Добро оставаться Добром, когда оно карает Зло таким иезуитским способом? Сочетание историзма, мастерски выписанной сюжетной интриги и глубоких философских вопросов - таков роман Мирей Марк, написанный писательницей в возрасте 17 лет.
О одном из самых известных деятелей Белого движения, легендарном «степном волке», генерал-лейтенанте А. Г. Шкуро (1886–1947) рассказывает новый роман современного писателя В. Рынкевича.
«На правом берегу Великой, выше замка Опочки, толпа охотников расположилась на отдых. Вечереющий день раскидывал шатром тени дубравы, и поляна благоухала недавно скошенным сеном, хотя это было уже в начале августа, – смутное положение дел нарушало тогда порядок всех работ сельских. Стреноженные кони, помахивая гривами и хвостами от удовольствия, паслись благоприобретенным сенцем, – но они были под седлами, и, кажется, не столько для предосторожности от запалу, как из боязни нападения со стороны Литвы…».
Тадеуш Ружевич (р. 1921 г.) — один из крупнейших современных польских писателей. Он известен как поэт, драматург и прозаик. В однотомник входят его произведения разных жанров: поэмы, рассказы, пьесы, написанные в 1940—1970-е годы.
В антологию включены избранные рассказы, которые были созданы в народной Польше за тридцать лет и отразили в своем художественном многообразии как насущные проблемы и яркие картины социалистического строительства и воспитания нового человека, так и осмысление исторического и историко-культурного опыта, в особенности испытаний военных лет. Среди десятков авторов, каждый из которых представлен одним своим рассказом, люди всех поколений — от тех, кто прошел большой жизненный и творческий путь и является гордостью национальной литературы, и вплоть до выросших при народной власти и составивших себе писательское имя в самое последнее время.
В сборник включены разнообразные по тематике произведения крупных современных писателей ПНР — Я. Ивашкевича, З. Сафьяна. Ст. Лема, Е. Путрамента и др.
Проза Новака — самобытное явление в современной польской литературе, стилизованная под фольклор, она связана с традициями народной культуры. В первом романе автор, обращаясь к годам второй мировой войны, рассказывает о юности крестьянского паренька, сражавшегося против гитлеровских оккупантов в партизанском отряде. Во втором романе, «Пророк», рассказывается о нелегком «врастании» в городскую среду выходцев из деревни.