Деревня Серебровка - [2]

А потом все было, как полагается в таких случаях: плачущая от радости бабушка, набежавшие родичи, это самых близких у меня одна бабка Дуня, а дальних – добрая половина деревни. Был и праздничный стол, за которым дядя Вася сидел почетным гостем.

Перед тем как ехать домой, дядя Вася отвел нашу соседку – секретаря сельсовета – в сторону, спросил:

– Что у вас с телефоном, Семеновна?

– Да ничего вроде, Василий Фомич, телефон исправно работает.

– Это сейчас работает… А днем? Я вам звонил, не было связи с Серебровкой.

– И в два телефон в исправности состоял. Помнится, я сама в райисполком звонила. Это уж ты с телефонисток ваших спрашивай.

– Это верно, – поугрюмее, проговорил начальник милиции. – Только какой с них спрос, они больше о женихах мечтают.

С тем он и уехал.

На второй или третий день я перестал думать о странной истории. Помогла этому встреча с Клавой Ачкасовой. В школе я совсем ее не замечал, а теперь подивился: в красавицу преобразилась Клава. Раньше она была просто девчонкой, хоть на мальчишеский взгляд и толковой – не ябеда, хныкать не умела, плавала хорошо. Но все одно – существо не нашего племени. Девчонка… Но теперь я смотрел на отношения полов иными глазами, и было мне по душе, когда баба Дуня сообщила, что «соседская-то Клавдия вернулась с городу после ученья и служит врачихой в Заборье».

…Мы сидели с Клавой в нашей избе у раскрытого окна, и я рассказывал ей все, что знал о медицинской службе в Японии и Австралии. В самый разгар беседы на улице показался велосипедист. Ехал он со средней скоростью, а когда поравнялся с сельсоветом, оторвал от руля правую руку и помахал нам с Клавой.

– Послушай, Клава! – воскликнул я. – Так это же Антон… Он что, тоже здесь отдыхает?

С Антоном мы жили вместе в интернате. В школу он пошел на год раньше меня, потом болел, отстал, и в пятом классе мы сидели уже за одной партой. Не по возрасту сильный, выше любого из нас на голову, Антон был безобиднейшим существом. Трогать его боялись – мог ненароком пришибить задиру, но в игры, боевые мальчишеские игры, Антона принимали с неохотой. Он не умел разозлиться, а какая же война без злости…

Школу Антон закончил с золотой медалью и уехал учиться на физический факультет.

– Что же не сказала ничего о нем? – укорил я Клаву. – Старый корешок ведь в деревню приехал!

– Сказать нечего, Витя… Антон – наша общая печаль.

Клава рассказала мне, что Антон приехал в академический отпуск по болезни. Устроился сельским почтальоном, гоняет на велосипеде. С виду – здоров и работает исправно. Но ведь в физики ладил парень! Год прошел, а возвращаться Антон вроде не собирается. Все считают: перенапрягся Антон…

– А ты, доктор, что думаешь?

– Не верю я в эту болезнь. Светлая у него голова, у Антона. Ты бы посмотрел, какую он лабораторию у себя оборудовал!

– А чего же он мне не объявился? И ты молчала…

– Говорила ему… Просил подождать. Не готов, говорит, к этой встрече, когда смогу, сам приду.

Назавтра была субботе. У Клавы нашлись дела в райцентре, и я, конечно, увязался с нею. В Бакшееве мы навестили Клавиных родственников и остались на концерт, а после него едва успели на последний автобус… Хорошо, что я захватил с собою фонарик. Он нам пригодился, когда двинулись от большака лесом. Медленно брели мы сквозь строй едва угадываемых в темноте сосен. Порой я включал фонарик, луч света выхватывал песчаное полотно дороги.

Мы подходили уже к самому обрыву, когда неясное предчувствие охватило меня. Догадывался, что сейчас произойдет, но заботило прежде всего, как уберечь от потрясения Клаву.

Еще несколько шагов к обрыву – и мне уже видно, что внизу деревни Серебровки нет. Хотя и поздно, но на главной улице должны гореть фонари. Да и других огней в деревне полно…

– Мы заблудились, – сказал я, – пошли обратно.

Мы отошли не больше двухсот метров, как вдруг услышали металлический лязг, глухой удар и болезненный вскрик. Бросились назад. В свете фонаря я увидел велосипед с мешком или сумкой на багажнике, лежащий на боку, а рядом силившегося подняться огромного человека. Клава первой подхватила его, а когда он поднял голову, я узнал в незадачливом велосипедисте Антона Мезовцева… Велосипед его наскочил на придорожный камень и был вполне целехонек, а вот седок сильно разбил колено.

Мы отвели Антона в деревню и сдали на руки его деду, старому Захару Ивановичу, который тут же принялся заваривать корешки для примочек. В суматохе этих хлопот я забыл даже удивиться тому, что деревня оказалась на прежнем месте. И уже дома, размышляя о случившемся, решил съездить в Каменогорск, посоветоваться с одним из земляков. Он был опытным психиатром.

«Надо показаться ему, – подумал я, уже засыпая. – А то мало ли что может привидеться мне на мостике во время рейса…»

Рано утром меня разбудила бабушка Дуня.

– Там этот пришел, – ворчливо проговорила она. – «Разбуди да разбуди…» И отдохнуть парню не дадут. Колдун старый…

– Да кто пришел, баба Дуня?

– Захар Мезовцев, кто же еще… И не объяснит телком, молчун эдакий. «Разбуди да разбуди».

Я выскочил на крыльцо и поздоровался с дедом Захаром, высоким, несколько согнувшимся стариком с кустистыми бровями, из-под которых голубели зоркие еще глаза. У ног деда Захара ползал в умилении наш цепной Тарзан, самый свирепый пес во всей Серебровке.