Деревня Пушканы - [60]

Шрифт
Интервал

Чуть погодя деньги за сверхурочные были уже в рабочих руках. На этот раз квитанции были написаны простым карандашом на вырванных в спешке из тетради листках, и люди заворчали, но хозяйка вывернулась. Она торопилась, мол. Думаете, забастовка это пустяк. В следующую выплату она все исправит. Дзенис, правда, еще что-то возразил, но старый Евлампиев махнул рукой, и конфликт был улажен. Не успела хозяйка напудрить нос, как в «Ливонии» опять заходили пилы, рубанки и стамески, точно дятел в бору, застучал деревянный столярный молоток.

Когда хозяйка ушла, старший Евлампиев обратился к Дзенису:

— Язеп Петрович, друг! Признаюсь, не поверил я давеча, что из этого что-нибудь выйдет. Думал, полицию позовет. В Гротенах безработных хоть отбавляй… А мы сделали уже более половины…

— Именно потому, что сделали более половины. Хозяйке надо спешить, ей каждый час дорог. Таких других ремесленников, как вы, в Гротенах не сыскать. Это раз. Потом местные безработные недавно господам кулаком погрозили, они уже не просят, а требуют. После демонстрации городские заправилы впервые выдали безработным пособие. Это два. Господа обеспокоены. Даже газета латгальских церковников настаивает, чтоб о чернорабочих позаботились.

— Это верно, — согласился старший Евлампиев. — Только уж больно опасно было все то, что мы затеяли. Как-никак чрезвычайное положение. Долго ли и тебя самого…

— Разве вы уступили бы? Вы, русские рабочие?

— Не уступили бы. Мы за своих хоть в огонь. А все же тебе, Езуп Петрович, поосторожней надо быть. На тебя кое-кто зубы точит. В воскресенье в чайной Францевича какой-то дядька с одним, в форме, твое имя поминали. Твое и учителя Салениека. Знаешь такого?

— Салениек помогает мне рисовать, — ответил Дзенис, не показав, насколько заинтересовался услышанным. — То, что эти, в формах, болтают, не всегда всерьез принимать надо. Сейчас вы сами видели, как получается. Рабочие много чего добиться могут, только они должны держаться заодно. Мы об этом с вами уже не раз говорили. Помните, как мы с вами спорили, пока вы в профсоюз не вступили! Рабочий люд должен действовать организованно!

Кончив работу, Дзенис в продуктовой лавке Шмульяна купил табака и фунт селедки. Оттуда не спеша дошел до лавочки Копелевича, по ту сторону мельничной речки, где взял соли и кусок верхнекурземского копченого шпика. Хлеб ему у Копелевича не понравился, и он отправился за ним в другое место. Дзенис вежливо простился с лавочником, повеличав его господином Копелевичем, и через мост отправился за речку, затем дошел переулками до пекарни, что недалеко от церкви.

— Ивгулис в шесть ушел, — отвешивая Дзенису хлеб, едва слышно сказала продавщица, девушка лет двадцати, с полным, но грустным лицом. — Дома, наверно… А как ваша невеста?

— В порядке… — С крыльца лавки донесся стук шагов покупателя. Дзенис быстро сказал девушке: — Завтра тут же, по дороге на работу!

2

В конце года отношения между членами гротенского общего профсоюза, между левыми рабочими и социал-демократами, обострились. На построенных до революции 1905 года на речке, неподалеку от железнодорожной станции, кожевенном, стекольном, целлюлозном заводах, а также на мелких предприятиях еще до первой мировой войны люди работали разные — и смирные, и мятежные. Местный католический декан не раз проклинал непокорных с амвона. Чересчур много развелось супостатов и богохульников: не уважают господ фабрикантов, первого мая вывешивают красные флаги и разбрасывают листовки, а что еще страшнее — срывают царского орла. Во время войны в Восточной Пруссии, Галиции и на Тирельском болоте этим супостатам, благодарение господу, пустили как следует кровь, немало крови пустили им и в январе двадцатого года, со вступлением в гротенские границы белополяков, отрядов ландесвера полковника Таубе и войск полковника Балодиса. Уже можно было полагать, что в белой Латвии эти ужасы больше не повторятся.

Столь опасные когда-то социал-демократы теперь рьяно защищали национальное государство. Но оказалось, что мятежный дух, или, как говорят теперь, большевизм, в Гротенах искоренен не был. Коммунисты-подпольщики пользуются доверием рабочих. После демонстрации безработных, которой руководило попавшее под влияние левых правление профсоюза, вспыхнула стычка между революционными и социал-демократическими членами профсоюза. И потому-то начальник гротенских социал-демократов Дабар сунул кое-кому из ребят в руку по рублю и велел обежать всех, у кого в кармане профсоюзный билет, с призывом подписаться под предложением созвать членов профсоюза. Чтобы решить вопрос о хозяйственно-правовом положении рабочих. Необходимое по уставу количество подписей членов профсоюза Дабар собрал, и правление созвало внеочередное собрание.

В воскресенье в два часа дня дом профсоюза, сарай бывшей городской почтовой станции, был битком набит. Люди в шапках и без метались от стены к стене, гомон сотен голосов предвещал неизбежное столкновение сил.

Главное, помериться силами собрались из-за вопроса безработных. Дабар не переставал твердить: «Безработных скоро не будет. Безработица явление временное». Но сейчас на кожевенном заводе закрыли мастерскую хромового дубления. На парупском кирпичном заводе увольняют рабочих, владелец лесопилки Клейн грозится повесить на ворота замок. Товарищ, господин Дабар, что вы думаете обещать сегодня? Опять за старое возьметесь? Не пройдет! Не в одних Гротенах, по всей Латвии положение рабочих невыносимо. В Латвии оно теперь вдвое хуже, чем в тринадцатом году, под властью царя, баронов и панов. Но рабочим надоело голодать, они требуют, чтобы их организации боролись. Ах вы говорите, что, кроме демонстраций и забастовок, есть и другие способы улучшить положение трудового люда? Хотелось бы знать какие! Вы охотно объясните? Будьте так любезны!


Еще от автора Янис Ниедре
И ветры гуляют на пепелищах…

Исторический роман известного латышского советского писателя, лауреата республиканской Государственной премии. Автор изображает жизнь латгалов во второй половине XIII столетия, борьбу с крестоносцами. Главный герой романа — сын православного священника Юргис. Автор связывает его судьбу с судьбой всей Ерсики, пишет о ее правителе Висвалде, который одним из первых поднялся на борьбу против немецких рыцарей.


Рекомендуем почитать
Две матери

Его арестовали, судили и за участие в военной организации большевиков приговорили к восьми годам каторжных работ в Сибири. На юге России у него осталась любимая и любящая жена. В Нерчинске другая женщина заняла ее место… Рассказ впервые был опубликован в № 3 журнала «Сибирские огни» за 1922 г.


Горе

Маленький человечек Абрам Дроль продает мышеловки, яды для крыс и насекомых. И в жару и в холод он стоит возле перил каменной лестницы, по которой люди спешат по своим делам, и выкрикивает скрипучим, простуженным голосом одну и ту же фразу… Один из ранних рассказов Владимира Владко. Напечатан в газете "Харьковский пролетарий" в 1926 году.


Королевский краб

Прозаика Вадима Чернова хорошо знают на Ставрополье, где вышло уже несколько его книг. В новый его сборник включены две повести, в которых автор правдиво рассказал о моряках-краболовах.


Скутаревский

Известный роман выдающегося советского писателя Героя Социалистического Труда Леонида Максимовича Леонова «Скутаревский» проникнут драматизмом классовых столкновений, происходивших в нашей стране в конце 20-х — начале 30-х годов. Основа сюжета — идейное размежевание в среде старых ученых. Главный герой романа — профессор Скутаревский, энтузиаст науки, — ценой нелегких испытаний и личных потерь с честью выходит из сложного социально-психологического конфликта.


Красная лошадь на зеленых холмах

Герой повести Алмаз Шагидуллин приезжает из деревни на гигантскую стройку Каваз. О верности делу, которому отдают все силы Шагидуллин и его товарищи, о вхождении молодого человека в самостоятельную жизнь — вот о чем повествует в своем новом произведении красноярский поэт и прозаик Роман Солнцев.


Моя сто девяностая школа

Владимир Поляков — известный автор сатирических комедий, комедийных фильмов и пьес для театров, автор многих спектаклей Театра миниатюр под руководством Аркадия Райкина. Им написано множество юмористических и сатирических рассказов и фельетонов, вышедших в его книгах «День открытых сердец», «Я иду на свидание», «Семь этажей без лифта» и др. Для его рассказов характерно сочетание юмора, сатиры и лирики.Новая книга «Моя сто девяностая школа» не совсем обычна для Полякова: в ней лирико-юмористические рассказы переплетаются с воспоминаниями детства, героями рассказов являются его товарищи по школьной скамье, а местом действия — сто девяностая школа, ныне сорок седьмая школа Ленинграда.Книга изобилует веселыми ситуациями, достоверными приметами быстротекущего, изменчивого времени.