Деревня Пушканы - [192]

Шрифт
Интервал

Но это, должно быть, и была та дверь: дальше как будто начиналась глухая стена. Она глубоко вздохнула и постучала. Щелкнул замок, в четырехугольнике стены возник просвет с женским силуэтом в нем. Анна спросила, как было сказано, ей ответили, и дверь отворилась пошире. С минуту она простояла как бы в растерянности, но затем увидела, что ей открыла ее бывшая учительница и потом тюремная подруга Айна Лиепа.

— Ты?

— Я!

— Вот так неожиданность! У меня в последнее время столько неожиданных встреч. Совсем недавно… Ну да… Стало быть, ты? А мне надо было…

— Знаю, знаю! — засмеялась Айна. — Ну раздевайся. Тетушка, на эту вешалку можно?

Только теперь Анна заметила, что в комнате, вернее, в кухне с начищенной до блеска плитой, была еще старушка. Стояла у окна на улицу.

— Вешай! — отозвалась старушка, не спуская глаз с улицы. За окном, как китайские тени, скользили обутые в ботинки, туфли и сандалии ноги. — Дворник опять на улицу вышел. Чего это он сегодня все ходит?

— У тебя подозрения?

— Подозрения должны быть всегда, — спокойно ответила старушка. — Теперь вернулся, в руках метла и совок.

— Как у тебя со здоровьем? Выглядишь ты не лучше, чем в тюрьме после карцера, — подтолкнула Лиепа Анну поближе к свету.

— Хлеб свободной Латвии не идет мне впрок.

— Еще одно очко в пользу социалистического строя. — Лиепа повела Анну в смежную комнату. — Пошли к моему жениху!

— К твоему жениху?

— Да ты разве не из-за моей предстоящей свадьбы пришла?

— А-а… — И овечка же она. Ну, конечно, ее позвали, потому что подруга хотела ей жениха показать, которого она еще никогда не видела.

Они вошли в комнату чуть побольше кухни, с заложенным ставнями окном. Судя по всему, спальня и рабочая комната хозяйки. За кроватью желтый одностворчатый платяной шкаф. Под абажуром свисающей с потолка лампы — овальный стол и несколько стульев, у окна — ножная швейная машина, столик, покрытый цветастой скатеркой, с утюгом на нем. За столом сидел интеллигентного вида мужчина лет тридцати в очках со светлой оправой.

— Здравствуйте! — Когда дверь за Айной и Анной закрылась, мужчина встал.

— Здравствуйте, товарищ Антония! Вы прямо с биржи труда?

Анна села на стул, поданный Лиепой. Товарищ, обойдя стол с другой стороны, тоже сел.

«Наблюдает, изучает… — решила Анна. — Присматривается, не чересчур ли я слабая». И заволновалась, не зная, как пойдет у них разговор.

Товарищ расспрашивал. О жизни в волости, в городке Пурвиене. О настроениях крестьян, мелких ремесленников. Не ослепляют ли молодежь шикарные формы обществ черных? Не вступают ли рабочие парни городка в фашистские «соколы»? У «соколов» шапки, как у английских маршалов, рубашки с погонами, портупеи, на рукавах нашивки… И что проповедует сейчас ксендз? Не знает? Плохо, что не знает. Коммунистам надо видеть и слышать все: что делается и говорится среди трудящихся и в лагере противника. Надо знать факты, видеть симптомы, уметь приходить к правильным выводам.

Товарищ говорил быстро, с жаром. Казалось, он весь горел желанием действовать. Подпольный работник совсем иного склада, чем по-крестьянски медлительный Дзенис.

— Ну, это как будто ясно, — сцепил товарищ пальцы, опустив руки на колени. Взглянул сперва на одну, затем на другую собеседницу. — Теперь, наверно, моя очередь. Вкратце о политическом положении… — он сделал паузу, словно пытаясь перевести дыхание. — Как вы уже знаете, нашим капиталистам буржуазная демократия уже не подходит. Старая демократия не способна остановить стремительно растущую революционную сознательность масс. В широко развернутую борьбу вовлекаются все новые слои трудящихся. Более реальным становится создание единого фронта рабочих. Поэтому буржуазия ищет выхода в фашизме — хочет фашистскими средствами подавить массы трудящихся. Громит революционные рабочие организации, пытается ликвидировать рабоче-крестьянскую фракцию сейма. Коротко говоря, латвийская буржуазия старается не отставать от реакционеров Финляндии, Германии и других стран. До сих пор еще никогда, не считая, может быть, двадцатых годов, после падения Советской власти, не было такого количества политических процессов и столько осужденных. За один сентябрь этого года к долгим срокам каторги приговорены более сорока антифашистов. В Риге, Даугавпилсе, Вентспилсе, Лудзе, Елгаве… На пальцах двух рук не сосчитать всех мест, где арестованы и осуждены наши товарищи и сочувствующие нам. Все это делается с молчаливого согласия социал-демократических лидеров, которые обманывают массы и членов своих организаций, уверяя, что никакой фашистской опасности нет и не будет…

Товарищ говорил и о том, как следует укреплять организации на селе, как перестраиваться, выдвигать новых работников. Говорил час, а может, и два. От долгого напряженного внимания Анна утомилась, хотя всячески сопротивлялась усталости.

Да, она все понимала и запоминала. Так же, казалось, и Айна Лиепа. Подруги сидели, упершись локтями в стол, серьезно следили за тем, что говорил товарищ, и, словно в знак одобрения, беззвучно шевелили губами.

— А теперь вот что: пишущую машинку для нужд вашей организации получишь от нее, — указал товарищ на Лиепу. — И последнее: с чего начать работу в твоей округе?..


Еще от автора Янис Ниедре
И ветры гуляют на пепелищах…

Исторический роман известного латышского советского писателя, лауреата республиканской Государственной премии. Автор изображает жизнь латгалов во второй половине XIII столетия, борьбу с крестоносцами. Главный герой романа — сын православного священника Юргис. Автор связывает его судьбу с судьбой всей Ерсики, пишет о ее правителе Висвалде, который одним из первых поднялся на борьбу против немецких рыцарей.


Рекомендуем почитать
Паду к ногам твоим

Действие романа Анатолия Яброва, писателя из Новокузнецка, охватывает период от последних предреволюционных годов до конца 60-х. В центре произведения — образ Евлании Пыжовой, образ сложный, противоречивый. Повествуя о полной драматизма жизни, исследуя психологию героини, автор показывает, как влияет на судьбу этой женщины ее индивидуализм, сколько зла приносит он и ей самой, и окружающим. А. Ябров ярко воссоздает трудовую атмосферу 30-х — 40-х годов — эпохи больших строек, стахановского движения, героизма и самоотверженности работников тыла в период Великой Отечественной.


Пароход идет в Яффу и обратно

В книгу Семена Гехта вошли рассказы и повесть «Пароход идет в Яффу и обратно» (1936) — произведения, наиболее ярко представляющие этого писателя одесской школы. Пристальное внимание к происходящему, верность еврейской теме, драматические события жизни самого Гехта нашли отражение в его творчестве.


Фокусы

Марианна Викторовна Яблонская (1938—1980), известная драматическая актриса, была уроженкой Ленинграда. Там, в блокадном городе, прошло ее раннее детство. Там она окончила театральный институт, работала в театрах, написала первые рассказы. Ее проза по тематике — типичная проза сорокалетних, детьми переживших все ужасы войны, голода и послевоенной разрухи. Герои ее рассказов — ее ровесники, товарищи по двору, по школе, по театральной сцене. Ее прозе в большей мере свойствен драматизм, очевидно обусловленный нелегкими вехами биографии, блокадного детства.


Петербургский сборник. Поэты и беллетристы

Прижизненное издание для всех авторов. Среди авторов сборника: А. Ахматова, Вс. Рождественский, Ф. Сологуб, В. Ходасевич, Евг. Замятин, Мих. Зощенко, А. Ремизов, М. Шагинян, Вяч. Шишков, Г. Иванов, М. Кузмин, И. Одоевцева, Ник. Оцуп, Всев. Иванов, Ольга Форш и многие другие. Первое выступление М. Зощенко в печати.


Галя

Рассказ из сборника «В середине века (В тюрьме и зоне)».


Мой друг Андрей Кожевников

Рассказ из сборника «В середине века (В тюрьме и зоне)».