Деревня Пушканы - [182]

В опасениях и волнениях Андрис Пилан провел ночь и еле дождался утра, оделся и побежал в общий профсоюз. Может, там еще ничего не знают?

Нет. В профсоюзе уже знали все.

— Да пускай эти бараны-айзсарги заткнутся. Озол и остальные охотно, конечно, воспользовались бы тем, что произошло в Розулях, чтобы сорвать нашу демонстрацию, но мы тоже не лыком шиты! Мы покажем этим кулацким прихвостням! — сказал председатель профсоюза, и все присутствующие поддержали его. Оказалось, могилу ранним утром уже осмотрели разведчики из трудовой молодежи. Да, на углу кладбища торчит человек с ружьем, но они прошмыгнули мимо него, нашли могилу и застелили хвоей.

— Но нельзя преждевременно выдавать себя! При самых решительных действиях необходима выдержка, — сказал Пилан и ушел завтракать. Траурный митинг начнется сразу после первого удара церковного колокола. Оставалось еще добрых два часа.

Чайная Сполена в это утро полна айзсаргов. За стойкой и столиками хозяйские сынки и папаши уплетают колбасы, закусывая белыми булками и запивая чаем или чем-то более крепким из стаканов поменьше. Поев, не задерживаются, быстро покидают помещение маленького кабачка Сполена.

«К какой же все-таки акции они готовятся?» — пытался догадаться Андрис, наблюдая, как айзсарги, бряцая шпорами и шашками, снуют по улице перед чайной или гурьбой топочут в сторону здания полиции.

До встречи с Упениек оставалось не меньше часа. Андрис заказал вторую чашку кофе, бутерброды и сел так, чтобы хорошо видеть улицу. Дочка Сполена внесла в чайную граммофон, завела его и открыла дверь на улицу. «Раньше, чубчик, я тебя любила…» — скрежещущие звуки перекрыли шум чайной и гул шагов на тротуаре.

Андрис вышел из чайной в тот момент, когда показались первые богомольцы. Тяжело одетые деревенские женщины и старики, покачиваясь, поднимались на горку в церковь. Появились также молодые парни и девушки, мужчины средних лет, двигавшиеся в противоположную сторону. Они казались мрачными, озабоченными и были скупы на слова.

Вниз по улице, вместе с какой-то рябой женщиной, прошла невеста Урбана. Оживленно жестикулируя, она, видно, пыталась втолковать своей спутнице нечто для той трудно доступное. Женщина потупила глаза и склонила набок голову.

Полицейских на улице видно не было. Андрис спустился с крыльца чайной, не спеша пересек мостовую и ближайшим переулком направился к железнодорожной насыпи, перешел ее и городскими выпасами зашагал к низине перед сосняком. Поднявшийся западный ветер приносил с илистой низины запах гниющих трав.

Анну Упениек Андрис должен был встретить у сосны с засохшей верхушкой, не доходя до молодого леска. Минут через десять — пятнадцать раздастся церковный звон, и они быстро пройдут эти несколько сот метров до могильного холмика; Андрис скажет свою речь. За ним выступит кто-нибудь из левого профсоюза; затем возложат цветы и споют революционные песни. И, если не случится ничего непредвиденного, шествием двинутся к городской рыночной площади. Разумеется, в Риге Андрису предстоит неприятный разговор, но ради такой демонстрации можно и упреки начальства выслушать.

Упениек опаздывала. Андрис потоптался вокруг сосны, обошел ее несколько раз — каждый последующий круг больше предыдущего. Что стряслось с Упениек?

Андрисовы круги пролегали уже далеко от сосны. Он остановился, оглядел тропинку, низину по эту сторону Пурвиены и вернулся к сосне. И вот из городка донесся протяжный, призывный удар колокола. За ним последовал другой, третий, пятый…

«Обманула? — Андриса охватило беспокойство. — Обманула, это точно. Она наверняка уже там, на митинге. Вашего оратора, мол, нет, так начнем…»

Раздвигая трескучие ветви, Пилан напрямик продирался к старому кладбищу. Если он обогнет молодняк и сделает крюк, пробравшись сквозь заросли, он сэкономит, по крайней мере, метров сто. Подойдет и сразу начнет речь. Если даже возле могилы уже заговорит их оратор!

Кусты тут густые, почва топкая. Ноги Андриса вязли, туфли зачерпывали холодную болотистую воду. Хлюпая ими, он выскочил на место посуше и, обеими руками отстраняя поросли ивы и ольхи, помчался вперед. Слева мелькнула чья-то фигура, за ней другая.

— Стой! — повелительно крикнули над ухом Андриса. Полицейский пост, должно быть. Ну, Андриса Пилана так просто не остановишь! Еще двенадцать, десять шагов и — каменная кладка, купа деревьев, а за ней — люди.

— Стой! — снова крикнули сзади. Но он бежал.

— Товарищ Пилан, где вы пропадаете? — Едва Андрис перепрыгнул каменный вал, как к нему кинулись Дабар из трудовой молодежи и профсоюзный секретарь. И женщина — та самая, которую он недавно видел в городе вместе с невестой Урбана. — Сразу же надо начинать. Полиция уже разнюхала и ринулась сюда… — Полубегом они повлекли Андриса за собой.

— А… Упениек? — спросил Андрис, сам толком не понимая кого и поняли ли его.

— Какая Упениек? — остановился профсоюзный секретарь и помахал своим людям.

— Она должна была прийти вместе с вами, — бросила рябая женщина и смешалась с толпой.

В кустарнике, откуда только что выбежал Андрис, завизжал полицейский свисток. Ему завторил другой — на лесной опушке.