Деревня Цапельки, дом один - [10]

— Это папка подарил, — ответила Алёна.

— Не дашь?

Алёна промолчала. И Таня пошла со своей солью. Потом обернулась к бабушке:

— Спасибо, Евдокия Тихоновна.

И закрыла дверь.

— Баушк, — спросила Алёна, — она красивая?

— Красивая девочка. Они и все в роду красивые, — ответила бабушка.

Алёна вздохнула и пристроилась к бабушке мыть посуду.

Вдруг бабушка согнулась, прижала руку к спине.

— Ой, внученька! — и засеменила от шестка к кровати.

Алёна подбежала, укрыла бабушку одеялом:

— Ты полежи. Я посуду домою.

— Бог с ней, с посудой. Посиди возле, расскажи что-нибудь.

Алёна села на кровать, подумала, подумала, но ничего не вспомнила.

Бабушка закрыла глаза, вроде бы задремала. И тогда Алёна тихо-тихо стала говорить:

— Жила-была Белая Цапля. У неё был сад на болоте. А в саду — домик. И в домике она берегла белое перо. И вот пришла туда одна девочка. И как взяла она в руки это перо, так и выросли у неё крылья…

— Что-что? — переспросила бабушка. — Очень уж тихо ты сказываешь.

— Это я так, — смутилась Алёнка. — Сказку позабыла. Вспомню, потом скажу.

Глава XII. Яблоки

А утром Женя Соломатин сам прибежал. Алёна глянула в окошко, а он на крылечке сидит.

Заторопилась, плеснула на лицо водой из рукомойника, повязала платок вокруг шеи, есть и вовсе не стала. И — скорей на улицу.

Женя поднялся со ступеньки, на Алёну глядит во все глаза.

— Ну и платок!..

— Хорош?

— А то…

Потом снова сел, вздохнул.

— Ну, всё… откосились. Мне вот столечко покосить не дали.

— Чего делать будем? — спросила Алёна.

— Я… Я попрощаться…

— Что, Жень, уже обратно?

— Пора… В полдень тронемся.

И вдруг из-за дома выплыла девочка — Таня. Опять в своих сандаликах и красных носочках. Праздник у неё, что ли?

— Вы чего здесь сидите?

Алёна была не рада. Она сказала:

— Ничего.

А Женя был рад. Он сказал:

— Прощаться пришёл…

— Знаешь что? — сказала Таня Алёнке. — Давай пойдём Женю провожать. И свернём в дедов сад, нам почти что мимо идти. Ох там и яблок! Женька натрясёт.

Женя удивился:

— Какой сад?..

— А тот самый, — шёпотом ответила Алёна. — Помнишь? Цаплин.

— Это что ещё за цаплин? — засмеялась Таня. — Пошли, пошли, пока не жарко.

— Не пойду я, — сказала Алёна. — Того сада трогать нельзя.

— Что так? А я всегда-превсегдашеньки там яблоки рву.

— У вас же, Таня, свои есть.

— Чужие вкуснее!

— Вот из-за этого всё и случилось, — горячо заговорила Алёнка. — Старший брат на чужое, на дармовое позарился, из-за него и Белая Цапля не расколдовалась.

— Чего она болтает? — пожала плечами Таня. — Нелепица какая-то.

Алёна совсем обиделась:

— И очень даже лепица. Очень лепица. Вон Женька знает…

Таня поглядела на Женьку.

— Сказка это… — ответил он. Ему, видно тоже захотелось яблок.

— У тебя, Алён, всё нельзя, — сердито проговорила Таня. — Всё тебе жалко.

— Врёшь ты! — крикнула Алёна. — Это же не мой сад!

— Всё равно. Жадная ты. Вот хоть Женю спроси. Правда, Жень?

— Правда… — вдруг выдавил из себя Женька.

Алёна прямо рот раскрыла.

— Чего это я тебе пожалела?

Женька молчал.

— Ну, чего? Чего пожалела? Говори, бессовестный!

— Не мне… — медленно затянул Женя. — Не мне. Тане вот… Платок не дала.

— Ух! — взорвалась Алёнка. — Ух, напела уже тебе в уши? Ну и идите воруйте яблоки! Идите!

— И пойдём! — ответила Таня.

Она взяла Женю за руку, потянула. И он пошёл. Голову опустил и пошёл.

Алёна стояла у крыльца и глазам своим не верила: пошёл! Сроду бы не подумала, что он пойдёт!

Она и не заметила, как слёзы закапали на ушки голубого платка.

Глава XIII. Дома разбирают

Теперь отец стал часто приезжать в Цапельки. Наверно, он всё-таки соскучился по Алёне. И ещё потому, что начали перевозить в Марьино сперва урожай, какой собрали, а потом и дома. Выйдет Алёна утром — а в ряду то одного дома нет, то другого, прямо как у Женьки с зубами. У него зубы стали одни выпадать, а другие на их месте расти. Он сам показывал и даже потрогать давал. Но дома — это совсем другое дело. Они из земли не проклюнутся. Алёна знала — ей отец сказал — здесь теперь будет большой сад. А деревни не будет.

Девочка Таня тоже собиралась переезжать к ним в Марьино.

Как-то утром открыла дверь в их избу:

— Здравствуйте, Евдокия Тихоновна! Здравствуй, Алёна, — и втащила большой узел, поставила возле двери. — Бабушка велела к вам вещи сносить. Можно?

— Как же, как же, — закивала бабушка. — Ваш дом сегодня разбирать будут? Помоги, Алёна.

Алёна вышла следом за Таней, впервые ступила на их крыльцо.

В горнице всё было переворочено. Одеяла, подушки, перины лежали на кровати, перевязанные верёвкой, фотографии со стен сняты, и на их месте на обоях яркие квадратики. Возле двери были сложены мелкие узелки, коробы.

— Помогать пришла? — спросила Танина бабушка. Она была прямая, высокая, черноглазая, и брови тоже чёрные, широкие.

— Вы теперь у нас жить будете? — тихо спросила Алёна.

— Как бог даст, — строго ответила старуха. — Бери вот узелок-то.

До обеда Алёна с Таней молча таскали вещи. Всю избу чужими вещами заставили.

А в обед приехал Алёнин отец и мужики из Марьина, начали Танин дом разбирать. Сперва отец вошёл в избу, отогнул гвоздики на оконных рамах и вынул стёкла.

— Держи, Татьяна. Вон туда, к кусточку, поставь. Подмоги ей, дочка.