Деревенский дурачок - [28]

Никак не вспомню, как звали Марианниного отца. Оказывается, они уже переехали в квартиру на улице Ньель, где я бывал в шестидесятых. Мы с Марианной учились тогда в университете и увлекались немым кино. Я стал смотреть на их окна. Там, за шторами, в гостиной, пожилая косенькая гувернантка учит читать пятилетнюю Марианну. Марианна часто вспоминала об этом с улыбкой и нежностью. Я представил себе, как маленькая девочка водит пальцем по строчкам. Она не очень твердо знает буквы и потому запинается, выговаривая по слогам: «Жи-ла…бы-ла…» Меня захлестнуло волной восторга и тоски, я стоял у нее под окном и не мог сдвинуться с места.

К вечеру судьба вознаградила меня за терпеливое ожидание. В витой решетке, закрывавшей вход во внутренний двор, отворилась дверца. Вышла Маргарита, ведя за руку Марианну. Маленькая девочка с капризным личиком, в клетчатом платье с белым воротничком семенила рядом с мамой, прижимая к себе большой мяч. Волосы у Марианны с тех пор потемнели, щеки перестали быть пухлыми и розовыми, зато ясные яркие глаза остались теми же. Я шел следом за мамой и дочкой на почтительном расстоянии. Они миновали площадь Терн, прошли в тени лип по бульвару Курсель и скрылись за помпезной оградой парка Монсо. «Дети должны дышать свежим воздухом!» — считало старшее поколение, и действительно воздух тогда был гораздо чище. Вот почему Марианну водили в скучные скверы, где по газонам ходить нельзя — играй себе в пыли на дорожке в мячик или прыгай через скакалку. В парке, сидя на зеленых скамейках, вязали и болтали милые дамы. Я сел на самом солнцепеке рядом с Маргаритой. Но сначала спросил разрешения, и в ответ она мне улыбнулась и приветливо кивнула. Теперь Маргарита читала книгу, впрочем, не столько читала, сколько присматривала за Марианной. Та носилась с целой оравой крикливой мелюзги. Наблюдать за ней пристально я не стал — Маргарита могла встревожиться.

Беготня, толчея — Марианна упала и заплакала. Маргарита бросила книгу и поспешила на помощь, но я оказался проворнее и уже поднял девочку. Как странно было вытирать Марианне платком разбитую коленку, а потом держать ее на руках, видеть ее меленькие молочные зубки, слышать, как она всхлипывает и сопит. Маргарита поблагодарила меня за отзывчивость. Я подобрал в траве ее книгу и прочел вслух первую фразу:

— «Долго я не решался отдать жизни силы, скопленные для смерти».

— Вам нравится Пьер Бенуа?

— Он неплохо пишет.

— Вы вряд ли любите романы о любви.

— Да, мадам, я предпочитаю смешные истории.

— Я тоже — и в книгах, и в жизни.

— В жизни все жанры перемешаны.

Марианна все еще хромала, и я предложил отнести ее до дому на руках. Маргарита согласилась.

— А вам не будет тяжело? Ей ведь уже пять лет.

Мы не спеша подходили к улице Ньель, Марианна положила голову мне на плечо и уснула. Много лет спустя она вот так же будет засыпать у меня на плече.

— Удивительно, — сказала Маргарита. — Обычно она боится чужих.

— Так, может быть, я ей не чужой?

Мы рассмеялись. Но Маргарита не знала, чему смеюсь я.

Какой же я глупец! Упустил счастливую возможность познакомиться! Не решился проводить их дальше, распрощался у дверей консьержки. А все потому, что нес на руках Марианну, баюкал ее и потом долго не мог опомниться от волнения. К Галюша пришел поздно ночью — просто-напросто забыл про них. Словно с того света вернулся. Дрожал от возбуждения, как старый любитель подглядывать. Постыдный интерес к маленькой девочке поначалу даже не пробудил во мне раскаяния, я не сопротивлялся ему, и теперь меня мучила совесть.

Я зажег свет в прихожей. В темноте меня поджидала Одетта.

— Мы с Луизой чуть с ума не сошли от беспокойства.

— Что может со мной случиться после всего, что я пережил?

— Да, но…

— Что, черт возьми?!

— Я уложила Луизу в вашей спальне.

Бесшумно вошел. Луиза посапывала в моей кровати. Мне пришлось устроиться в вольтеровском кресле. С ослиным упорством я все думал и думал о странных событиях прошедшего дня. Раз я мог взять на руки Марианну, настоящую в память о будущей, мою и в то же время мне незнакомую, значит, в один прекрасный день я случайно встречусь с самим собой в образе маленького мальчика. Такая перспектива не давала мне уснуть. Мысль, что я одновременно и взрослый, и ребенок, приводила в отчаяние. До самого рассвета я просидел в кресле, измученный, подавленный, оцепеневший, вне времени и пространства, то есть буквально заблудившийся в пространстве и во времени. Раньше я думал: раз сладил с прошлым, слажу и с судьбой. Сначала мне казалось, что нужно активно вмешиваться, потом — что мудрее отстраниться, теперь у меня осталась единственная надежда покончить со всеми муками — встать и прямо сейчас выброситься из окна.

Было похоже, что на меня внезапно нашло полное затмение. Луиза испугалась, даже мошенники Галюша обеспокоились. И засуетились. Я не мигая смотрел перед собой, но отлично понимал, о чем они толкуют.

— Он теперь все время молчит, — с тревогой говорили они друг другу.

— Даже на вопросы не отвечает.

— Может, его как следует встряхнуть? Если человеку нужно вправить мозги, грубость не повредит. Утопающие отбиваются, когда их вытаскивают на берег, а потом сами же благодарят.